Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

братских могилах, без опознаний, а скольких тогда унесло в море, для кого холодная Балтика стала могилой. О документах тогда никто не думал, в том числе и Светлана. Ей пришлось шесть раз проходить проверку на артефакте истинности, подтверждая свое имя. Только на седьмой раз ей поверили, что она не Фотиния, и выправили новые документы уже с разрешением Генеральной консистории, расположенной теперь в Москве. Вряд ли тот, кто принес в жертву девушку в Сосновском, был настолько глуп, что оставил при ней документы.

Громов обнаружил монограмму на одежде? Или на обуви? Или императорские украшения? Так мародеры в Санкт-Петербурге не дремали. До сих пор на тайных аукционах всплывали императорские вещи. Это не доказательство.

Особые приметы великих княжон, как то родимые пятна, шрамы или стоматологические карты, были засекречены и вряд ли вывезены кромешниками, отвечавшими за охрану императорской семьи, из Санкт-Петербурга. Громов не кромешник, чтобы знать особые приметы княжон. Со времен Ивана Грозного в кромешники брали только магов, подчинивших себе особый вид эфира — тьму. Громов точно не маг, чтобы носить черный, напоминающий монашескую рясу кафтан с вышитой на груди серебром собачьей головой — признак бесконечной верности.

Так что нашел Громов? Вот нехороший человек! Он что-то нашел, а она тут сидит теперь и голову ломает. Она решительно взбила подушку и легла на бок, освобождая свербящие от переполненности каналы от эфира. Может, не лучшее решение, но она устала от боли, которую причиняла благость, шагнувшая сегодня уже за шестую степень бури. Что-то действительно надвигалось — народ столь искренне давно не молился.

Только засыпать все равно не удавалось. Светлана вновь и вновь перебирала предположения: одежда, украшения, особые приметы… Может, над Сосновским в ночь жертвоприношения зарницы были? Когда в Санкт-Петербурге пролилась кровь Екатерины Третьей на капище, три ночи над северными широтами были светлы, как днем. Утренние иностранные газеты тогда, еще не зная, что случилось в России, пестрили предположениями, что это Никола Тесла все же осуществил свой беспроводной перенос энергии, который не удался у него в восьмом году.

Господа участковые приставы загадками говорить изволят, а она теперь мучайся! Хотя у неё своих забот хватало вместо того, чтобы ломать голову над загадкой Елизаветы. Пусть голова у Громова болит. Ей же нужно завтра, точнее уже сегодня, найти деньги для оплаты лечения баюши. Придется все же продать жемчуга — все, что осталось на память от прежней жизни. Другого выхода Светлана не видела. Утром выйдет на службу Смирнов, так что подставы с новым дежурством можно не опасаться. Богдан Семенович не чета Мишелю и на службу ходил исправно, не то, что княжич.

Волна озноба накатила на Светлану без предупреждения, и забившись с головой под плед, она старательно дышала, выдыхая через рот, чтобы хоть так согреться. Сон её все же сморил, и под утро пришли кошмары.

Ледяная волна, накрывшая с головой.

Боль в бедре, куда с силой воткнулся какой-то деревянный кол.

Удары со всех сторон от бешено крутящихся в воде бревен, бочек и какого-то совсем не определяемого мусора.

Чьи-то руки.

Дикий голод и полгода беспризорничания.

Теплая печка, мурчащая Машка под боком. Даже во сне Светлане помнилось, как осенью, с наступлением холодов они с сестрой передвигали свои кровати от окна подальше в комнату — к печке.

Отцова ладонь на лбу.

— Что же вы, душенька, себя не бережете…

Отец обращался к ней на вы, но вряд ли когда-нибудь назвал бы «душенькой». Светлана с трудом открыла глаза и села на диване — перед ней стоял Богдан Семенович собственной персоной и выговаривал ей:

— Ну-ка, ну-ка, просыпайтесь, красавица. Тяжело же вам вчера пришлось… — Он протянул ей стакан с водой, от которой горько пахло травами. — Давайте залпом!

— Доброе утро, — еле выдавила из себя Светлана и закашлялась. За окном уже было светло. Она проспала!

— Доброе, доброе. Только у кого-то весьма болезненное! — Богдан Семенович все же сунул ей в руки стакан и строго приказал: — Пейте!

Стуча зубами от вновь накатившего озноба, она принялась пить. Узнать зелье не удалось. Что-то тошнотворно горькое.

Богдан Семенович чуть подался назад, с горящим любопытством в глазах рассматривая Светлану. Той даже стыдно стало на миг: растрепанная, сонная, проспавшая приход начальства!

Он мягко продолжил выговаривать:

— Душенька, что же вы не слушаетесь меня… Вам говоришь, говоришь, а вы, молодежь, все не верите нам, старикам.

В свои сорок лет Смирнов стариком не выглядел. Высокий, высохший от болезней, но еще сильный и целеустремленный.

— Богдан Семенович, — выпив все до дна, прошептала Светлана, — все хорошо. Это всего лишь простуда…

— Хорошо, конечно, — отвлекшись от Светланы и что-то доставая из сейфа, пробурчал Богдан Семенович. — Хорошо, что взяли-таки третий ранг магии. Мои поздравления, Светлана Алексеевна, но я же просил вас быть аккуратнее и в великие праздники посещать только обедни в храме. Да и от благости защищаться ограничителями просил! Ночка-то какая — за седьмой уровень эфирное напряжение перевалило. Неудивительно, что вы заболели: с вашего еле-еле натянутого четвертого уверенный третий ранг взять!

Светлана нахмурилась — вот только этого не хватало. Эфирные каналы снова гудели, сами во время сна наполнившись благостью.

Смирнов лихо захлопнул дверцу сейфа и, вернувшись к Светлане, протянул ей очередной пузырек:

— Так, молодежь! Сегодня только отдыхать, лежать в кровати и думать о том, что вы отныне титулярный советник. Документы о новом чине я вам выправлю.

Светлана грустно улыбнулась — ей сегодня некогда будет лежать и наслаждаться «ломкой ранга» — так назывался у магов тяжелый переход на новый уровень. Надо же, а она на простуду грешила. Ничего, перенесет ломку на ногах, никуда не денется. Надо сходить и сдать в скупку остатки жемчуга, потом навестить баюшу и заплатить за её лечение, потом все же шикануть и купить себе новые сапоги! Заодно и новые петлицы на мундир. На шинель. На сюртук… Радоваться новому чину не удавалось — одни расходы пока от него. Да и… Последнее это её повышение, дальше ей не шагнуть.

Смирнов чуть наклонил голову на бок:

— Как-то вы, душенька, совсем не рады. Новый ранг, новый чин, а вы смурнее тучи. — Он по-своему понял её недовольный вид: — ломает сильно?

Светлана вместо ответа лишь кивнула. Пусть думает, что хочет.

— Ничего, сейчас обезболивающее подействует, и легче станет. Так, душенька… — Он вышел из кабинета и зычно крикнул на лестнице: — Ивашка!

Наверное, Ивашка