Троя. Последний рассвет - Дмитрий Чайка

— А где наши лодки, дядя? — спросил я, когда хмельная пелена окончательно заволокла мою многострадальную голову, в которой еще кричали люди и лилась кровь.

— Зачем тебе? Что ты задумал, Эней? — нахмурился царь, который даже кубок поставил на стол. — Тебе не пробраться к кораблям. Не делай глупостей.

— У меня есть кое-какие мысли, — упрямо посмотрел я на него. — Просто найди мне лодку и пять десятков быстроногих парней. И тогда один корабль я точно сожгу.

Все присутствующие в зале повернулись и сосредоточенно уставились на меня. Они даже жевать перестали. Отец молчал и лишь укоризненно качал головой. Ну, ты и дурак! — читал я в его глазах. Но Акоэтес лишь кивнул, встал и одобрительно хлопнул меня по плечу. Вот такая тут жизнь. Воин сказал свое слово, и воин услышан. Если он сделает то, что задумал, честь ему и хвала. Не сделает — он болтун, не заслуживающий уважения. А уважение в этом мире — это все. Если тебя не уважают и не боятся, это равносильно клейму жертвы. Рано или поздно ты лишишься того, что имеешь. Но если ты берешь на себя ответственность и добиваешься своего, люди слепо идут за тобой, подчиняясь вожаку. А ведь сейчас это был не я, — проскочила в башке шальная мысль. — Это ведь Эней. Я же взрослый, разумный человек. Как я мог ввязаться в такую авантюру?

Это была последняя мысль перед тем, как уйти в спасительную темноту. Я все-таки сильно накидался.

* * *

Пробуждение стало на редкость мучительным. Изрядная доза вина, которое пили вчера не в целях обеззараживания воды, а чисто для того, чтобы нажраться, била сейчас в виски и просилась наружу. Пить я еще не умею, о чем свидетельствует укоризненный взгляд отца, который сидит напротив. Он бодр и свеж, в отличие от меня.

— Поговорим? — спросил он.

— Да чего я сделал-то?

Я сел на кровати и, как и полагается всем подросткам, которые впервые пришли домой подшофе, упрямо посмотрел на родителя, ожидая ремня.

— Ты вчера пообещал корабль данайцев сжечь, — ответил отец. — Забыл?

— А! Ты об этом?

Я с облегчением упал назад на тюфяк, наблюдая потрясающее по своей красоте явление, которое называется вертолет. Я такие ощущения в последний раз на первом курсе испытывал. Сколько же надо было этой кислятины выпить, чтобы так насадиться.

— Тебя это не беспокоит? — поднял бровь отец, которому на мое состояние было ровным счетом наплевать.

— Не-а, — ответил я и перевернулся набок, — Меня сейчас только похмелье беспокоит.

— А меня беспокоит честь семьи, — нахмурился отец. — Я не хочу, чтобы мой сын стал посмешищем.

— Тогда пусть сюда зайдет гончар, — простонал я, едва сдерживая желание обнять какой-нибудь тазик. — А ты пока найди мне лодку, моток веревки, двух рыбаков на весла и полсотни парней, которые бегают чуть быстрее беременной бабы.

— Когда ты хочешь это сделать? — спросил Анхис, даже не поменявшись в лице.

— Завтра утром, — ответил я, закрыв глаза. — Сегодня я никак. Прости, отец, мне на редкость дерьмово.

— Хорошо, ты все получишь, — услышал я. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Да-а… удивительные они тут ребята. Конкретные и прямые, как лом.

* * *

Летняя ночь на побережье Дардании, всегда такая безмятежная, в этот раз наполнена тревогой. Воздух, обычно теплый и ласковый, кажется мне тяжелым и как будто насыщенным грозовыми разрядами. Морской ветерок, который приносит прохладу, сейчас порывистый и резкий, он словно предупреждает о чем-то недобром. Ветер гонит по небу рваные облака, которые то и дело закрывают луну, бросая на землю причудливые тени. Да и море сегодня неспокойно. Волны бьются о берег с глухим рокотом, словно сердятся на что-то. Их гребни, белые от пены, кажутся выше и злее, чем обычно. Я стоял по колено в воде и вдыхал полной грудью соленую влагу ночи. Вот ведь угораздило меня надавать обещаний по пьяному делу. И каким, спрашивается, местом я думал? Сам себе удивляюсь. С тех самых пор удивляюсь, как из моей тупой башки вышел алкогольный дурман.

На берегу было непривычно пусто. Ни огоньков рыбацких костров, ни разговоров людей, идущих на рассвете на свой промысел. Они сейчас сидят за стеной и проедают зерно из царских запасов, а здесь лишь ветер гуляет среди холмов, поднимая песок и заставляя шелестеть выжженную лютым солнцем траву. Только цикады трещат, как обычно, они не в курсе, что мы в осаде. Кстати, пополнение, что шло к нам, опоздало всего на час и теперь сидит в крепости. Вот они-то мне и помогут. Там хватает тех, кто бегает, как испуганная лань.

Удивительное убожество местной осадной науки замечательно описал Гомер в своей «Илиаде». Помнится, греки девять лет просидели в укрепленном лагере, а осажденные троянцы так донимали их своими вылазками, что один раз чуть не сожгли корабли. Надо понимать, что все десять лет в окрестностях Трои исправно собиралось зерно, и оно как-то попадало в немаленький город. Иначе что они там ели все это время? Хотя, десятилетняя осада — это чушь, конечно. Невозможно это по экономическим причинам. Но здесь затевается что-то похожее, потому что ахейцы устраиваются капитально. Они рубят деревья и сооружают подобие рогаток, но перекрыть дороги, идущие к городу, даже не подумали. Впрочем, прошел всего день и, наверное, они это все-таки сделают. Не полные же они кретины. На башне мигнул огонек, и я кивнул двум рыбакам, которые за толику малую согласились рискнуть своей шкурой. Мы сели в лодку, и они ударили по воде веслами, стараясь идти как можно тише. Мы спустимся со стороны Пролива, сделаем дело и уплывем тут же. Налетчики не пойдут за нами, они просто не успеют столкнуть в воду корабли. Бояться нужно только стрел, и для этого в лодке лежат два простеньких щита из лозы. Их будет вполне достаточно, если парни из крепости не подведут.

— Шум, молодой господин, — сказал пожилой рыбак с лицом, похожим на маску, вырезанную ножом из мореного дуба. — Это в лагере.

— Слышу, — ответил я.

Полсотни воинов из тех, что помоложе, в темноте подобрались вплотную к ограде и забросали спящих стрелами и камнями. Наверное, здорово, когда ты видишь сон, а тебе на башку падает булыжник грамм на двести, пущенный навесом. Редкостное по приятности ощущение, и я даже понимаю ахейцев, которые возмущенно заорали и начали строиться около своих немудреных укреплений.

— Греби! — скомандовал я и занялся небольшими горшочками,