Колхоз князя Пушкина - Сергей Александрович Богдашов

* За первые 300 лет нашей эры, стоимость пурпура в Римской Империи подскочила в 25 раз, а один фунт крашеного шёлка стоил 150,000 денариев (эквивалент $28,000!) В III веке н.э. император Аврелий запретил жене покупать пурпурную шаль, так как её цена была эквивалентна весу в золоте.

После первого же бала, где лишь одна Императрица блистала в платье из пурпурного шёлка, а её фрейлины были отмечены всего лишь такими же нашейными косынками, у москвичей сорвало крышу.

Пурпурный шамрез хотели все, но был он лишь в лавке Минаевой. Дорого. Правильней сказать — сказочно дорого! И его покупали! В десять раз дороже той цены, которую стоила эта же неокрашенная ткань.

И всё бы ничего, но купчихе пришлось завести сначала второго, а потом и третьего приказчика в её лавку, так как один уже не успевал управляться.

Этот ажиотаж не остался не замечен купечеством. Многие солидные купцы в те дни побывали в её лавке лично, чуть ли ни на зуб и не на запах пробуя выяснить причину успеха и завистливо цокали языком, глядя на новомодный цвет шёлка, идущего нарасхват.

Что характерно, ни один из них не попробовал в эти дни подкатить с предложением сотрудничества. Зато шпионы пошли рекой. К той бане, где мы с Петром Исааковичем краситель вырабатывали, целую тропу от частокола к бане по снегу протоптали.

Да и пусть. Специально для них пара здоровенных чугунных котлов около бани выставлена. А там на дне — и покрошенные корни марены, и овсянка, и соль, и скорлупа, и даже бычья кровь, сдобренная уксусом в отдельной плошке оставлена.

Полный набор — «сделай сам». Короче — иди и делай, только руки не забывай менять, чтобы до мозолей не стёрлись за время бесполезных опытов. Не получить из корня марены нужного насыщенного пурпурного цвета, будь ты хоть трижды мастер по краскам. Это моя ловушка, на которую работает антураж и кое-кто из персонала.

Больше всего пострадала пара тех работников, которым купчиха доверила резать и толочь корень марены. Их постоянно пытались споить, и всё время это были разные люди, очень похожие на переодетых приказчиков весьма известных московских купцов.

А я, с тихой грустью, скупал эти корешки. Даже если и не продам их втридорога, а это минимум, то на покраску льняных тканей когда-нибудь пущу. С помощью связи я сначала до Питера дотянулся, а потом и из Велье своего купца-старовера в Новгород за мареной отправил. Ажиотажный спрос, он такой. Надо ковать денежки, пока горячо!

— Виктор Иванович, ты мне честно скажи, из марены хоть можно что-то пурпурное произвести? — досадливо поморщился я, так как поутру меня разбудил громкий шум и ржание коней.

Со склада, который мне виден из окна, отгружали очередной воз маренового корня, а значит купчиха уже с раннего утра вся в работе и перепродаёт марену втридорога.

— Можно, конечно, но цвет не будет настолько насыщен, как в случае с анилиновым красителем. Пожалуй, скорее оттенок, чем цвет выйдет. Да и пурпурин весьма не прост в получении. И стоить фунт такого красителя, со всеми сопутствующими операциями по его изготовлению, будет всего лишь раза в три — четыре меньше, чем фунт золота.

— Однако, — отметил я вслух, мысленно желая удачи московским купцам.

Для них стало неприятной неожиданностью полное отсутствие корня марены на рынке.

Да, я выкупил всё, до чего смог дотянуться, и продолжаю это процесс. Финансы мне позволяют выкупить все запасы маренового корня в московском регионе, вплоть до следующего урожая, до которого осталось чуть больше полугода.

Зато к Екатерине Матвеевне зачастили гости. Да все важные такие. Купцы московские, и далеко не из последних, а как бы из первой сотни все.

И как-то странно получалось, но ко второй или третьей чашке чая разговор у них к покупке корня марены сводился. Вот тут-то и выходил на сцену Пётр Исаакович, в парадном мундире, при шпаге и орденах.

— Нет у нас лишнего корня! — хмурясь, рубил он с плеча, — Самим не хватает. Даже за три цены и то нет!

После этого он сердито выпивал чашку чая и уходил, оставляя сладкоречивых посетителей уговаривать купчиху продать хоть чуть-чуть, к примеру пудиков пять, а лучше восемь.

Вот только в нашем спектакле не только роли были расписаны, но и бартерные операции предусматривались. Отнекиваясь, и время от времени прижимая палец к губам, Екатерина Матвеевна тихонько сообщала, что на пудик-другой можно рассчитывать, так как в качественных тканях у неё есть некоторая нехватка. Но тс-с-с. Чтобы князь не узнал.

— Но цена на марену всё-таки не от меня зависит, — многозначительно кивала она на те двери, за которые ушёл грозный князь Ганнибал, — С этим я ничего поделать не могу.

В итоге за треть цены удалось скупить большое количество первоклассных шёлковых тканей, с преобладанием атласа. Да и вложенные деньги деньгами вернуть. Короче, славно мы мареной расторговались! Да и повеселились изрядно, слушая по вечерам рассказы Екатерины Матвеевны, как витиевато её купцы на сделки совращали.

* * *

К тому, что в дом Минаевой частят курьеры от канцелярии Императорского Двора, все, и даже сама хозяйка, давно привыкли. Вот и в обед у ворот купеческого двора остановилась карета, из которой вышел мужчина в шинели мышиного цвета и кулаком постучал в дверь. Как и полагается служащего проводили в дом, где он представился и сообщил, что у него имеется послание из Императорского дворца.

Купчиха шикнула прислуге, чтобы принесли для служащего самовар и чего-нибудь к чаю. Я представился в ответ и уже приготовился принять пакет, который появился из наплечной сумки курьера, как служивый озадачил меня вопросом:

— Простите, Ваше Сиятельство, а какое отношение Вы имеете к купчихе второй гильдии Минаевой Екатерине Матвеевне?

— Она торговый партнёр рода Ганнибалов, — не сразу нашёлся я что ответить. — А к чему такие расспросы?

— Дело в том, что конверт предназначен лично Екатерине Матвеевне, в получении коего она и должна расписаться в журнале.

— Ой, — услышав своё имя, громко охнула купчиха и прикрыла рот ладошкой.

Коль уж курьер прибыл не по мою душу, то мне ничего не оставалось, как ретироваться, хотя и было очень любопытно, что за конверт привезли Екатерине Матвеевне.

Впрочем, тайна послания от Императорского двора раскрылась почти сразу же, как за курьером закрылась дверь:

— Петенька, меня Императрица