Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

Что он резко замрёт, Карина ожидала и потому остановилась тоже. В принципе, если за руки его схватить, ещё получится победить в драке… Или нет. Так странно.

– Извинись.

– Да с чего бы мне?

– Во-первых, – он вздохнул, – Алиса не баба, а женщина. Во-вторых, хорошо, я был не прав, думая, что тебе можно доверять, – он потянулся поправить пуговицу на рукаве, перекрутил её и вдруг оторвал – разом, рывком. Ого. – Ты из таких мест… В-третьих, лучше бы тебе помнить, что это я над тобой старший, а не наоборот.

И дверь захлопнулась.

– Я поняла, – сказала Карина, отступив на шаг. – Я поняла, поняла. Мы пойдём слушать или нет?

– А ты не выдашь нас в самый ответственный момент?

Они тут что, все полагаются на честные слова?

– Не-а, – сказала Карина и провела рукой по стене. Прохладный камень, но не ледяной – и не гладкий ни разу: то впадины, то трещинки…

– Я понял, – сказал Гюрза отрывисто, – ты боишься темноты. Возьми-ка меня всё же за руку.

Откуда он знает? Карине захотелось вжаться в дверь, но вместо этого она и правда сунула руку куда-то во мрак. Закашлялась.

– Нет, – сказал Гюрза и взял её за руку крепко, но не стискивая, – это не подземелья и не камера, тут воздух как везде, так что дыши нормально.

– Легко тебе говорить!

– Ну конечно, мне легко. – Он устремился куда-то вперёд, так и не отпуская её руку, пришлось подстраиваться. Они шли долго – или это темнота тянула время и минуту растягивала на десять, Карина не знала.

– У вас тут что, и факелов даже нет?

– Ход не используется, – сказал Гюрза. – То есть не использовался.

– А ты родился здесь?

Опять он замер и выдернул руку, и Карине вдруг показалось: сейчас он сбежит и оставит её одну.

– Ну, прямо здесь – нет, – он выдохнул через нос и взял её за руку снова, – но в целом да.

– То есть ты как я?

– Что?

– Тоже всё время жил на одном месте?

Вообще-то в детстве-то Карина часто переезжала, но так то в детстве. А потом, со средней школы…

– Ну да, – сказал Гюрза. – То есть не совсем. Можно и так сказать. Теперь помолчи.

Они вывалились в какую-то не то кладовку, не то подсобку, не то на плане раньше было пустое место, а теперь из щелей в стенах торчали кое-где клочья мха, а кое-где и тряпки; одно перекрытие напирало на другое, не развернуться, и кладка каменная, старая – такие выщербленные камни-кирпичи, в музеях ещё лежат… Гюрза прикрыл за собой дверь, помедлил, повёл в воздухе рукой – и дверь исчезла.

– Это остаток старого замка, – пояснил, – без ремонта.

Присмотрелся, упёрся ногой в выемку в опоре и, подтянувшись, прыжок за прыжком взобрался аж под самый потолок.

– Сможешь сюда?

Он говорил почти что шёпотом. Карина чихнула, и Гюрза приложил палец к губам.

Ну разумеется, она смогла. Конечно, в платье неудобно, и ноги пару раз не вовремя скользнули, и руки были теперь в белой каменной пыли. А всё-таки она стояла рядом с Гюрзой – кто-то вынул из кладки столько кирпичей, что тут и сесть оказалось возможно при желании.

– Я подтяну звук, – пояснил Гюрза одними губами. – Мы сейчас ровно под кухней.

Почему-то он, когда вот так шептал, не казался настолько уж невыносимым. Карина стукнула его в плечо, так, в знак расположения, сюда бы ещё пива, – и он обернулся резко, чуть не свалился. Карина тоже прошептала:

– Я любя, знак дружбы.

Вообще-то «я любя» универсальной фразой было у девчонок, пацаны не нуждались в этих тонкостях; но Гюрза кивнул. Медленно, медленно потянул с потолка что-то невидимое, щепотью – Карина ела так сладкую вату в тот раз, когда хватило не всем, но ей досталось.

– Ну ты даёшь, – раздался голос Ференца как будто бы у них над ухом, Карина даже дёрнулась, – ну ты даёшь всё-таки. Хаос и разврат.

– Должна же я была это сказать.

– Тогда я в следующий раз назову твои владения царством унылого порядка, в коем нет души.

– Ой, кто городит конструкции с «коем», тот сам устарел.

– Не по роли говоришь.

– Так на кой ляд тебе девчонка, объясни мне?

– Кой ляд, – повторил Ференц. – Ну что за выражения, королева.

– Так для чего же ты, прислужник тьмы, завлёк в свои сети юную эту душу?

Кто-то из них поперхнулся, и Гюрза поморщился.

– Вот, – прошептал тише тихого, – ты хотела знать.

– Честно? – переспросил Ференц и, кажется, судя по звукам, подлил этой своей Алисе чаю. – Честно? Да просто так я её взял. Думал: зайду, погляжу, как они все живут, посмотрю, с чем столкнусь года через два…

– Ну и?

– Отвратно живут. – Ещё какая-то жидкость, булькая, полилась в сосуд. – Так погано живут, думаю: дай вытащу хоть эту…

– Так я бы тоже вытащила.

– Так я раньше пришёл. – Карина ведь и знала его всего ничего, а всё равно будто увидела, как он подмигивает. – Ей у вас скучно будет, честное слово.

– То есть ты не хочешь обыграть судьбу?

– Зачем? Сказано «уничтожит» – да пожалуйста, только сначала пусть подышит хоть немного.

– А ты не думал, что, если она будет тебя знать, потом станет ещё больнее?

– Кому, ей? Да она же разочаруется наверняка, и вот тогда, пылая гневом праведным…

– Перестань, – сказала Алиса, – ай, перестань. Налей мне вот чего себе сейчас налил.

– Пойдём, – Гюрза сказал это почти что в полный голос. – Пойдём, я сотворю тебе одежду, какую захочешь.

Наверху замолчали; Гюрза спрыгнул на пол, секунду посидел на корточках и распрямился.

– Колени что? – возмутилась Карина, по-быстрому спускаясь как положено, то есть повисая на руках и дёргая ногами в поисках опоры. – Колени что, железные, ау?

– Да какая разница, – он так рьяно оправил свой второй рукав, что чуть не оторвал ещё одну пуговицу, – ненавижу. Ненавижу, когда они там вместе пьют.

Глава 8

– Ты что, не знаешь, что такое топик?

– Это как верх у русалки?

– Ты думаешь, я ту лахудру прямо разглядела?

Вообще-то да. Вообще-то, конечно, прежде чем спихнуть ту фифу, пахнущую водорослями, со стула, Карина её рассмотрела во всех деталях. Зелёная кофточка, волосы тоже зелёные, тонкие и сухие-пресухие, кое-как стянутые в хвост, и кофточка застёгнута на все пуговицы. Какая-то вязаная, что ли.

– А почему она вообще русалка, раз с ногами?

– А, это обращение. Могут быть ноги, если русалка молчит или мало говорит.

– О, так вот почему она вчера…

– Молчала, когда ты её столкнула? Да, и ещё потому, что удивилась. У нас здесь не пихаются