Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

Он прозвучал похоже на своего отца, и Карина фыркнула. Они сидели где-то в глубине двора, в беседке – деревянной, обросшей чем-то с зелёными листьями. Карина всё вот это вьющееся определяла про себя как «виноград», но Гюрза просветил:

– Нет, это хмель. Могу потом принести атлас растений с картинками.

– Это ты сейчас намекнул, что я тупая?

– Нет, – лицо у Гюрзы не дрогнуло, – это я так пошутил. Однако же, Франтишка не лахудра.

– Это что вообще за имя?

– А Карина что за имя?

– Карина по алфавиту, – сказала Карина, – до меня были на «И». И потому что краска для волос.

– Какая краска?..

Легенда гласила, что имени Карины, когда она попала в интернат, никто не знал – тогда многие так попадали – и Слалом нарекла её по краске для волос, которой в тот день как раз и воспользовалась. Чёрные волосы. У Карины тоже чёрные. У Слалом собственные волосы давным-давно седые.

– Неважно, какая краска.

Карина забралась на скамью с ногами и уставилась на тетрадь и карандаш. Тетрадь, конечно, с пожелтевшими листами, в клеёнчатой обложке, и на первых страницах, если просмотреть, какие-то строительные планы, чертежи, пунктиры…

– Рисуй свой топик, – повторил Гюрза. – Неважно, можно схематично, я пойму.

– И джинсы можно?

– Да, и джинсы можно.

– И босоножки?

– Да, и босоножки.

– А помаду ты сможешь?

– У Алисы одолжи, – Гюрза скривился. – Нет, правда, тут был где-то целый комод.

– А если я свою хочу?

– Да консистенция, не знаю, – он нахмурился, – не уверен, что верно получится.

Карина рисовала – и вспоминала ворох объяснительных для Слалом. Та бы сейчас сказала: «Лапшевич, ну ты совесть-то имей». И вот назло ей Карина и воспроизводила, как могла, по клеточкам, топики, которые только в журналах и видела, и туфли на платформе, и ошейник…

– Это зачем тебе?

– Для красоты.

– Ты же осознаёшь, что не в плену?

– Да все так носят!

– У нас никто не носит.

– Значит, будут!

– Хм.

Карина сперва хотела самый простой ошейник – чёрный, строгий, может, с такой серебряной каплей посредине, – но после «хм» добавила шипы. Если Ференц не соврал, если Гюрза сейчас и правда откуда-то достанет вещи – да можно не сразу сейчас, можно хоть через неделю, – то Карина вся будет местная, с потрохами. Отмоет все окна в крепости.

Гюрза сидел рядом, то смотрел на хмель, то постукивал по столу карандашом.

– Да сейчас, – огрызнулась Карина, – вот сейчас уже! У вас журналов нет, как мне всё вспомнить?

– Мы же как-то помним.

– Тьфу ты!

Когда она всё-таки сунула ему изрисованный лист, он велел:

– Отвернись.

Она послушно отвернулась и зажмурилась. Если он убежит и потом будет всем показывать её мечты…

– Считай до ста, – сказал он. – Я не издеваюсь.

Карина досчитала до семидесяти. Потом открыла глаза – и увидела, как Гюрза вертит в руках и, хмурясь, рассматривает вот тот самый чёрный топик, какой она хотела. Только лямки слишком тонкие, но нельзя же сразу всё…

– Пойдёт? – спросил Гюрза, протягивая топик. Помедлил, отряхнул от вездесущей белой строительной пыли, снова протянул. – Такой подходит? Я просто, знаешь ли, не очень в этих материальных…

– Ты что, – сказала Карина, – больной? Конечно, подходит.

– А, это вместо «спасибо, Гюрза»? Тогда держи ещё.

И он протянул ещё – целую стопку. Тут были шорты, и короткая юбка, и длинная юбка, на случай, если придёт охота поизображать принцессу, и на скамейке – Карина вдруг увидела – стояли босоножки.

– Пойдёт платформа или надо выше?

– Ты ненормальный, – сказала Карина, на всякий случай прижимая шмотки покрепче к себе, и вылезая из-за столика, и делая шаг назад. – Что… сколько я тебе должна? Откуда ты взял это?

– Ты что, не слышала? – Он тоже встал. – Сотворил. Отец одежду тебе обещал. Ничего ты не должна.

– Это вы все так можете?

– Нет, только некоторые, – он нахмурился и пощёлкал пальцами. – Не отвлекай. И не смотри, пожалуйста, так, будто я могу всё это отобрать.

– А вдруг ты их обратно сотворишь?

– Развоплощу? Нет.

– Точно?

– Точно.

– Пообещаешь?

Гюрза уставился на неё в упор, и Карина попятилась ещё.

– Иди, – сказал он, – переоденься, наконец. Я всё равно не буду плевать на ладонь и жать тебе руку, это только отец так делает.

На самой верхушке стопки вдруг соткался – из воздуха – ошейник с шипами.

* * *

Потом она думала: лучше бы пошла другой дорогой. Лучше бы, переодевшись в спальне, пошла бы пробовать босоножки в коридорах, или кривляться в старые зеркала, или смотреть на всех подряд – разинут рот, заметят, что она за красотка, или мимо пройдут? Ох, вот бы Катька удивилась!

Но мысль о Катьке стала роковой. Именно эту мысль Карина несла к Ференцу, а Ференц был неизвестно где, а сам ведь обещал, что у неё получится всех навестить. Когда угодно. Почему бы не сегодня?

Искала Ференца, а натолкнулась на Семёна. Тот застыл у стены, держал на ладони голубое стёклышко. Карина подошла.

– Ты не знаешь, где Ференц?

– Что ты говоришь?

Наверное, он опять питался впечатлениями – сперва глядел на это самое стекло, а теперь на саму Карину, аж рот приоткрыл. Чёлка ко лбу прилипла – это как можно, уже будучи без тела, всё равно выглядеть как дурак? А все с ним носятся…

– Карина, – он спрашивал очень серьёзно, очень старательно, как будто в её имени можно было ошибиться, как в какой-то формуле. – Карина, а зачем тебе шипы?

– Да нравятся, и всё тут. – Будет она ещё ему тут расписывать. – Где Ференц, говорю?

– Ой, я не знаю. Хочешь, поищем вместе?

– Нет, – сказала Карина и повернулась, чтобы идти дальше, потому что со слабаками не любила зависать. Что общего может быть у девчонки в новых босоножках и какой-то мелочи в отглаженной рубашке? И ещё он сегодня был в подтяжках.

– А я хочу с тобой.

– Ну и хоти себе.

Она не повернулась, но он всхлипнул – это пацан-то! – и вот тогда она и шлёпнула его по руке, снизу. Стёклышко поскакало по камням, упало в щель у стенки и исчезло.

– Мы же теперь не достанем! – Семён опустился на колени, прозрачными руками зашарил по чёрному полу. – Зачем ты? Для чего ты? Ты его себе хотела?

– Да ничего я не хотела. – Надо же, что выдумал. – Я просто так ударила.

– Зачем?

Вот заладил: зачем, зачем. Хотела сказать «потому что ты бесил», но плечи у него дрожали, и он никак не мог достать стекло из щели меж двумя булыжниками, так что пришлось огрызнуться:

– Ловить надо было!

– Но я не мог бы