Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

— Как все прошло? — с некоторым налетом боли в голосе, поинтересовался хозяин кабинета, хотя и старался сохранять равнодушие.

— Он отказал ей.

— Отказал? — с удивлением переспросил Шипов и округлившимися глазами уставился на вошедшего. — Где она сейчас?

— Она пьет вино. Посидела в заведении, потом поехала к подруге.

— Той самой?

— Да.

— А почему? Почему этот юноша отказался?

— Гордец. Заявил, что не пойдет на отношения с женщиной, если она в них выше его, равно как и с замужними связываться не хочет, не желая делить женщину ни с кем.

— И все? — как-то несколько удивленно спросил Сергей Павлович.

— Да. И ее это устроило.

— Точно все?

— Пока мне добавить нечего.

— Так найди! — рявкнул губернатор. — Я хочу понять, почему он отказался.

— Слушаюсь.

— И что там с Лобачевским?

— Словно порхает после визита к Юшковым и того странного разговора со Львом Николаевичем.

— Я хочу, чтобы ты разобрался — чем дышит этот человек. Этот Лев… Львенок. Он не играет в карты, почти не пьет, при этом занимается странным. Я бы подумал, что он в смуту какую влез, если бы молодой граф тому поляку морду не набил. Все знали, кто он и почему его приглашали в такие места. А тут такая выходка…

— Все сделаю, Сергей Павлович.

— Сделайте, уж будьте любезны. Я хочу про него знать все.

Часть 1

Глава 7

1842, июнь, 2. Казань

Щебетали птички.

Первые лучи солнца уже добрые полчаса прорывались сквозь ночной туман, разгоняя его. А по дорожке в парке у озера Черное бежали двое[1].

Техника их бега для этого времени выглядела очень… необычной, что ли. Правильная постановка ноги и движение руками, дыхание носом в нужном ритме. Так-то ничего необычного, но здесь, в первой половине XIX века со спортом все было очень плохо. Что-то практиковалось только в цирке, да и там — крайне ограничено. В остальном он находился за рамками обыденного и приличного. В армию-то, понятно, он более-менее стал входить лишь после Первой мировой войны, но и аристократы им не баловались. Да и зачем? Максимум длинным клинком учились работать единицы, но и только. О том, что к владению оружием нужно еще добавлять укрепление и развитие тела никто не думал и не помышлял.

Кроме этих двоих.

Льва и Николая: молодых братьев Толстых.

На «подлете» был еще средненький, но он пока не созрел для полноценных занятий. А эти уже работали. И бегали вот так, и на брусьях с турником «крутились», и отжимались, и иное. Лев Николаевич грамотно нагружал себя с братом, быстро приводя «это тело» в божеский вид.

— Фух… — выдохнул Лев, делая остановку на месте, где они обычно меняли нагрузку. — Хорошо.

— Хорошо? Тяжко же, — с вялой улыбкой выдохнул брат, пытаясь отдышаться.

— Стрельбище бы тут. Чтобы после пробежки пострелять на скорость по целям.

— Ни городской голова, ни военный губернатор сего не позволят. В центре города пальбу устраивать? Вот еще!

— Понимаю… — кивнул Лев. — Дай помечтать-то.

— Мечты у тебя, — фыркнул смешливо Николай. — Ты еще не надумал на службу пойти?

— В гусары-то? — оскалился молодой мужчина.

— Можно и в гусары, хотя это дорого. Но дядюшка поддержит.

— Сам-то ты в артиллеристы метишь. — хохотнул Лев. — Пуля — дура, снаряд — молодец? А меня кобыл любить отправляешь?

— Как будто в артиллерии их нет, — смешливо фыркнул братец, поддерживая уже ставшей традиционной пошлую шутку, и тут же напрягся. Очень уж взгляд Льва изменился. Да и сам он как-то напрягся, а потом тихо спросил: — Что-то случилось?

Несколько секунд.

И из тумана вышло четверо незнакомых мужчин с дубинками в руках. На первый взгляд даже прилично одетых, словно средней руки обыватели. Даже ухоженные. Профессию в них выдавал только взгляд, но и это неточно. У того же опытного солдата, прошедшего несколько действительных кампаний, он порой бывал куда выразительнее.

Старший брат от их вида немало струхнул. А вот младший наоборот…

— Вас как за смертью посылать, — широко улыбнувшись, произнес Лев Николаевич, чем немало их смутил.

Но ненадолго.

Пару секунд.

И старший произнес чуть напряженным тоном:

— Нас попросили привет передать, паря.

— Долго шли, — фыркнул Лев. — Мне уже казалось, что не дойдете. Как у нашего болезного дела? Голова уже не болит? Может, совесть свело или честь парализовало?

Этот мужчина ничего не сказал.

Нервно как-то вздрогнул, но промолчал. Он ожидал всего чего угодно, кроме вот такой реакции. Тем более что этот юнец продолжал свою разминку, словно циркач какой-то, не проявляя ни капли страха. В отличие от его спутника. Но на него заказа не было и лишний раз подставляться не хотелось, поэтому, указав на Николая дубинкой, старшой произнес:

— Не вмешивайся и останешься цел.

После чего пошел на Льва.

Сам.

Первый.

Ибо поведение жертвы выбило из колеи не только его, но и его сподручных. Отчего они не решались начать первыми. Хотя по обычаю, атаку должны начинать именно кто-то из них, пока он отвлекает «терпилу» разговором. Но не сейчас. Вон — переглядывались да оглядывались, опасаясь, что сейчас этому юнцу на подмогу кто-то выступит из тумана…

Шаг.

Другой.

Замах.

И удар сверху, которым старшой метил Льву прямо по надплечью. Но юноша неожиданно довернул корпус, пропуская удар. И обойдя противника мягким танцующим шагом, четко влепил ему кулаком в челюсть. Правильно сжав его, чтобы не повредить себе кисть сильным ударом.

Нападающий издал какой-то всхлип и завалился, начав скрести землю пальцами. При этом, что немного удивило, не отключался.

Нет.

Он оказался близок к беспамятству, находясь в состоянии, которое профессиональные боксеры называют «грогги». То есть, нечто сильнее нокдауна, но слабее нокаута. Хотя вообще, по своим габаритам и общей прочности тела, он мог дать фору многим. А тут с одного удара сомлел. Вон — пытался подняться… куда-то, явно без четкой цели и смысла. Это ему еще подвезло с тем, что тело молодого графа не было в должной степени подготовлено. Иначе таким ударом «милый мальчик» его бы просто убил, расколов скулу лучевым переломом и подарив обширную гематому мозгу, а не просто разбив морду лица и