Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

был выступать от имени Вооруженных сил, совсекретную докладную записку лично Сталину по результатам поездки, а также покаянную статью в «Правде». Что такого понял, увидел или услышал Михаил Николаевич в Лондоне и Париже, с кем и о чем поговорил, мы, скорее всего, никогда не узнаем – документов никаких не сохранилось, и никто из участников нигде в мемуарах ни словом об это не обмолвился. Но статья, опубликованная 28 января, имела содержание неожиданное. Тухачевский вспоминал события 1920 года и каялся, что ошибочно хотел наступать на Варшаву и неправомерно требовал у Сталина Первую конную армию. А Сталин, мол, совершенно верно и гениально хотел наступать на Львов и армию не дал, и Ворошилов его в этом совершенно верном, гениальном, надо честно сказать, решении поддержал. И именно поэтому все закончилось блистательной победой Красной армии, которую уже тогда, в те далекие годы, вел гений Сталина… и так далее. Говорят, что Сталин, прочитав статью, усмехнулся: «Наконэц-то признал. А ведь пятнадцать лет ерепенился… Ну, пускай еще повоюет».

И речь на Седьмом съезде 30 января – «Мощь Красной Армии непреодолима» – была про то же. Наша партия и в первую очередь товарищ Сталин, который лично руководит развитием нашей военной техники, говорил Михаил Николаевич, выдвинули задачу создания мощной не только по числу, но и по качеству авиации; задачу усиления нашей армии многочисленными танковыми средствами. На танки упирал особенно. О современных средствах ведения войны рассказывал. Упоминал и Гитлера: речь была опубликована в «Правде» и «Красной звезде», но с купюрами, и отдельной брошюрой для высшего комсостава – полностью. В полном варианте был такой, например, пассаж:

«Придя в январе 1933 года к власти, Гитлер заявил, что ему потребуется четыре года для уничтожения кризиса и безработицы в Германии. Как теперь становится ясным, за этим демагогическим планом скрывался другой, гораздо более реальный, четырехлетний план создания гигантских вооруженных сил. Германская военная промышленность практически вступила на путь все прогрессирующей мобилизации. Практическим завершением этой программы является объявление национал-социалистическим правительством закона о всеобщей воинской повинности и о сформировании 36 дивизий мирного времени».

В официальной публикации последней фразы не было.

Нет, не зря ездил Тухачевский на похороны короля Георга, и не зря из Лондона он – один из всей делегации – не поехал назад через Париж поездом, а поплыл на пароходе из Гавра: неторопливое пароходное движение дало ему три драгоценных дня на подготовку. Писал он, как вспоминал спустя много лет один из его адъютантов, трое суток почти не выходя из каюты, делая только краткие перерывы на еду, и то – к обиде капитана ни разу не принял приглашение отобедать в кают-компании, а требовал еду к себе в каюту. Зато и успел все почти закончить еще до приезда в Москву – и речь, и статью, и докладную записку.

Материалы к этой докладной записке ему готовили помощники в Лондоне и Париже: пока начальник ходил по официальным приемам и переговорам, те работали не покладая рук. В первой части докладной, носившей название «Немецкая военная мощь», тщательно анализировались немецкие, французские, английские источники, цитировались Скурейтор, Петен, Людендорф, Неринг, Метш, сам Гитлер, и делался вывод об огромной опасности, которую представляет для Советской страны стремительно крепнущая немецкая военная мощь. Последняя фраза первой части записки гласила: «В настоящее время можно представить себе войну, внезапно начавшуюся прежде неизвестными приемами, включая авиаудары, авиадесанты и танковые прорывы, способными уничтожить первый эшелон военных сил противника, дезорганизовать его мобилизационные планы и разрушить жизненные центры его мощи». Это как бы завершало описание германской военной угрозы, но это же и предваряло вторую, главную часть записки и на фоне этой второй части приобретало новый смысл: если могут они, то должны смочь и мы…

Вторая часть называлась «Стальной удар» и столько раз цитировалась с тех пор в самых разных публикациях, что пересказывать ее здесь подробно нет никакого смысла. Эпиграфом к ней Михаил Николаевич, не забывший еще гимназической латыни, поставил «Fas est et ab hoste doceri[5]», но тут же – на всякий случай – снабдил русским переводом, чтобы не раздражать. Сталин докладную прочитал (экземпляр с его пометками и восклицательными знаками на полях уцелел и хранится в берлинском музее), русскому переводу эпиграфа усмехнулся, но в целом идею неожиданно одобрил. Три недели ушло на переговоры с Тухачевским и другими, на уточнение отдельных моментов, на распределение функций между промышленностью, военными, НКВД – и уже в средине февраля Сталин отдал приказ начинать, и закончить всю подготовку ровно за год.

Десятки историков и сотни журналистов ломали с тех пор головы над загадкой: как мог Сталин поверить в эту утопию? И сходились только в двух пунктах: во-первых, какая же это утопия, когда почти удалось? И во-вторых: значит, отвечало каким-то тайным намерениям тирана, задевало какие-то потаенные струны его злодейской души, ненасытного его властолюбия… Мировое господство все-таки светило, если бы выгорело, кто тут устоит.

Сегодня в Германии и в НР об этом не любят вспоминать, но в ДемРоссии никакого секрета из этого не делают: уже с конца 1920-х СССР начал потихоньку оказывать Германии военную помощь. Да и в НР об этом знали, во всяком случае одна самиздатская рукопись Андрею попадалась, называлась, кажется, «Германский меч ковался в СССР?» – там подробно рассказывалось о тесном военном сотрудничестве немецких и советских специалистов. Речь шла не о поставках военной техники, конечно, а в основном о том, что Советы предоставили Германии, связанной по рукам и ногам условиями Версальского договора, базы для обучения офицеров и обмена профессиональным опытом. Уже в 1931 году проходили дополнительную подготовку в Москве будущие германские военачальники: Модель, Горн, Крузе, Файге, Браухич, Кейтель, Манштейн, Кречмер и другие. В одной из танковых школ, созданных немцами в Совдепии, совершенствовал свое мастерство и герой войны, будущий генерал-полковник Гудериан.

Так вот, это все довольно резко закончилось как раз в тридцать пятом. Одного этого должно было быть достаточно внимательным аналитикам, чтобы насторожиться – но почему-то не насторожились. Попросту сказать, проворонили.

* * *

В конце февраля 1936 года на западной границе СССР начались грандиозные военные маневры. Войска Южно-Украинского округа упражнялись под командованием Блюхера, Северо-Украинского – под командованием Тухачевского, войска Белорусского округа – под командованием Якира, и, наконец, войска Прибалтийского округа – под командованием Уборевича. Руководителем маневров был начальник штаба РККА Егоров. Германская пресса, понукаемая Геббельсом, подняла дружный крик об агрессивных планах красных, но спокойный тон официальных ответов и неофициальных заверений на всех уровнях несколько все-таки бдительность усыпил. Действительно, ну, маневры, ну, крупные – не конец же света.

Оказалось, что почти что конец. Разработанный Тухачевским и одобренный Сталиным план быстро претворялся в жизнь. Под видом маневров в абсолютной тайне