Вечность не предел - Кейси Эшли Доуз

с кем говорит – тот же просто глумится над бедным стариком. А поскольку священник уже успел завоевать мое расположение, я решаю вмешаться и увести Локида подальше от стенда. Однако, когда уже почти подхожу к ним (со спины Ноэ, потому он не видит меня), слышу его голос.

На удивление мягкий, без тени насмешки.

Это заставляет меня помедлить.

– Дайте мне две свечи, пожалуйста. Для.. мужчины и женщины.

– Пожилых или молодых?

– Молодых – его голос чуть ломается – они всегда были молодыми. Такими и погибли.

Всегда были молодыми? Выходит, кто-то

(..для того и созданы подобные ритуалы – не чтобы помогать мертвым, а чтобы помогать живым. отпустить, смягчить боль..<..> локид задерживает на нем испытующий взгляд, вскинув бровь, но все же решает промолчать.)

из Темных?

Но если Темные живут едва ли не вечно.. то как они умерли? Тем более, он не сказал умерли – он сказал «погибли». И какое они имеют к нему отношение, раз он решил даже пренебречь своими разумениями и прийти к этому ритуалу после, как я подозреваю, пространственных рассуждений Юстина?

Мужчина и женщина.

Которые при этом как-то погибли. И которые ему очень дороги.

Священник уже подает Ноэ свечи. Тот кивает:

– Благодарю. Но я хотел бы вас еще попросить.. Вы не могли бы пойти со мной и произнести над свечами.. м-м.. – он запинается, словно заика, но в итоге у него выходит – м-м-молитву.

– Лучше это сделать вам. Ведь вы любили этих людей. Тем более – он виновато указывает на подошедших людей – мне надо обслужить других.

Понимаю, что произнести саму молитву Локид точно не сможет по понятным причинам. А если не может помочь и священник, то он не сможет поставить свечи. Но если для него это так важно, в принципе, это не так сложно..

Я выбегаю вперед из-за его спины (теперь его очередь вздрогнуть от неожиданности) и с готовностью заявляю, перенимая свечи:

– Я могу – священник радостно улыбается, и я добавляю – тем более, свою я уже поставила, знаю как надо. И молитву произнести мне не сложно – теперь смотрю уже на Ноэ – я помогу, пошли.

На мгновение он сверлит меня проницательным взглядом, будто бы пытаясь увидеть или услышать хотя бы тень иронии или сарказма, которые вполне могли бы быть в данной ситуации. Но не уловив таковых, лишь отстраненно – с затаенными под ней какой-то грустью и ранимостью, предназначенными для тех незнакомых «мужчины и женщины» и усиленно пробивающимися наружу – мотает головой и поспешно забирает у меня свечи обратно:

– Не надо, спасибо – тут же отдает их растерянному священнику – я передумал.

– Ноэ!

Но не успеваю добавить и слова, как с феноменальной скоростью он уже теряется в толпе. Понимаю, что если он решил затеряться – я его не отыщу, как не буду стараться. Не удивлюсь, если он уже даже растворился где-то среди них.

В самом прямом смысле.

-6-

Немного раздосадованная тем, что не получилось «причинить добра», я возвращаюсь к тропинке. Сандра уже как раз заканчивает и ее настроение, кажется, заметно поднимается без болтовни о покойниках и значениях поминок:

– Ну что, идем дальше?

– А Юстин? Может, возьмем его с собой? Если он один..

– Он уже ушел – отмахивается она – не знаю, просто отсюда, или с самого праздника уже.. кстати, откуда он родом?

Мы идем вдоль аллеи, наблюдая за детьми, что спешат со своими родителями и едят вату, кто-то носится с шариками.. где-то и подростки хохочут, идя группками.. Кажется, весь Лэствилл сегодня здесь собрался.

– Его бабушка вроде из Венгрии, он говорил. Но сам он там не жил, так что не знаю. Говорит, постоянно в разъездах.

Сандра задумчиво хмурится:

– А может, он из Румынии?

Нервный смешок против воли вырывается наружу:

– Пытаешь связать с этой страной последнего из проживающих сейчас в Черном Замке? С чего ты взяла?

– Нет.. но просто, когда мы ставили свечи, он бормотал молитву. Очень тихо, неразборчиво. Но все-таки я почти уверена, что это был румынский язык.

– А я уверена, что нам не надо было пить этот «волшебный-нечто-там» – отмахиваюсь – теперь уже мерещится всякое. Он на нас по-разному подействовал. Я смеюсь, как идиотка, а ты стала какой-то мнительной и подозрительной.

Однако, мои слова не вызывают у подруги даже улыбки (подтверждая их верность):

– Джен, я серьезно. Он ведь не знает, что я румынка. И думал, наверное, что не пойму.

– А я думаю, что ему было плевать. Все гораздо проще. Сандра, я понимаю, что ты коп в отставке, но ты выбрала не тот день и точно не того человека и не тот момент для подозрений.

– Дженна, он бормотал по-румынски.

– Венгерский может быть похож на румынский.

– Нет, они звучат совсем по-разному.

– Он может просто знать этот язык! – всплескиваю я руками – он занимается переводами, сам мне говорил. Понятно же, что чтобы этим заниматься, надо знать как минимум больше одного языка.

Подозрение не сходит с лица подруги:

– Ага, и именно поэтому он читал молитву близким людям на иностранном? Сомневаюсь. И еще есть кое-что.. он сказал, что «на его родине» в церквях

(..на моей родине есть похожая традиция в церквях…)

есть похожая традиция со свечами. Но это православная традиция, которая не может быть популярна в Венгрии, потому что венгры – католики. Зато вот в свою очередь она действительно очень распространена в Румынии. Есть, конечно, и много других православных стран, но если он знает венгерский и румынский как родные, а эти страны граничат.. и в Румынии живет много этнических венгров.. Мне кажется, Юстин может быть выходцем из Румынии с венгерскими корнями.

Вздыхаю:

– И что с того? Даже если он из Румынии? – отмахиваюсь – мне вот плевать, ты слишком грузишься. Не надо было тебе пить эту бурду до конца. Я вот остатки случайно разлила перед стендом – и хорошо, что так. А то тебя вон эка как развезло.

Сандра еще несколько минут идет крайне подозрительная, что начинает напрягать, потому что это ее выражение лица, должно быть, со стороны кажется враждебным (и на нас начинают коситься люди). Но вот, наконец, ее внимание захватывает очередная сувенирная лавка – и на сей раз я не мешаю вывалить ей кучу бабок лишь за то, чтобы ей сделали статуэтку «на ее глазах». Что угодно – только пусть перестанет мнительно подозревать всяк и каждого во всемирных сговорах.

Однако, уже через десять минут я меняю свое мнение.