Фантастика 2024-82 - Алексей Переяславцев

Однако надо было обойти порядочный кусок причала, где уже толпились, образуя нечто, смахивающее на очередь, тяжеленные ящики и громадные детали конструкции, которые просто не поместились бы ни в какую упаковку. В руках Рославлев держал стопку бумаг порядочной толщины и карандаш, коим отмечал отдельные позиции. Не видимый никому "склад" пополнялся новыми предметами.

— Сергей Васильевич, перерыв делать не пора ли?

— Я не устал, Николай Федорович, да и работы осталось не так, чтобы очень много. Через, — короткий взгляд на часы, — пятьдесят пять минут назначен обеденный перерыв. И еще работы после него, самое большее, на полтора часа, а скорее даже на час.

— Не забудьте, нам еще побеседовать с капитаном. И хорошо бы вам самому присутствовать.

— Понимаю вашу мысль, Николай Федорович. Согласен полностью: мне надо обязательно быть при этом разговоре.

Странник не лгал и не преувеличивал: работа с прокатным станом и в самом деле оказалась (как и предвиделось) легкой. Подойти к ящику или металлической громадине, возвышавшейся над пирсом, можно было хоть на расстояние в два метра. Уж на пять метров так точно. Осталось лишь договориться с капитаном.

И Рославлев вместе с охранником пошли в сторону "Красного Донбасса" — тот стоял у пирса, поскольку погрузку предполагалось начать через считанные часы. При Страннике была его обычная громадная клетчатая сумка.

Афанасий Софронович Михеев не был новичком на мостике. Девять лет стажа — это вам не пуночка[49] чихнула. Вот почему почти с самого начала разговора некая часть тела сообщила капитану, что рейс ожидается с тухлятиной, а по мере развития беседы ощущение становилось все сильнее. Да еще нагрянул с неожиданной проверкой инспектор и заявил со всей категоричностью, что в Кильский канал судно при таком состоянии корпуса допустить никак нельзя. Капитан прекрасно знал, что "Красный Донбасс" мог пройти канал без малейшего риска для гидротехнических сооружений и для судоходства вообще. Но доказать неправоту придиры можно было лишь через суд — а на такое пароходство никогда бы не пошло.

Но на этом неожиданности не закончились. Поскольку дело касалось судового хозяйства, вызвали первого помощника. Тот подтвердил, что да, есть крохотная выгородка для установки там рации. Туда же можно подвести электропитание. И радиолюбитель среди экипажа нашелся. Им оказался один из корабельных электриков.

— Но оттуда надо провести антенный провод к грот-мачте. У нас лишнего нет.

Сухопутные пришельцы переглянулись.

— Мы предполагали, что с этим будет затруднение и приготовили… вот, в этой бухте двести метров. Хватит?

— Наверное, — осторожно ответил помощник, хотя был уверен, что такого количества будет более чем достаточно. А еще мелькнула мысль, что такая бухта и весить должна преизрядно, а ведь пожилой инженер вовсе не казался силачом.

Точно то же самое подумал старший из посетителей, заявивший со всей уверенностью:

— Излишек, если останется, ваш.

Такая щедрость порадовала помощника, а капитан окончательно уверился, что рейс будет не просто опасным, а хуже того.

— А это инструкции для вашего радиолюбителя, — и в руки капитана перешел лист бумаги.

Тот из пришельцев, от которого за кабельтов ыхразило принадлежностью к органам, вежливо, но настойчиво добавил:

— Этот документ изучить, запомнить и уничтожить.

Приказ был насквозь понятен.

Торговая делегация СССР уехала из Гамбурга на поезде. Рославлев чуть не на каждой станции посылал за газетами; советских в киосках, понятно, не было, но заголовки немецких газет неукоснительно переводились. И ровно ничего тревожного о судьбе "Красного Донбасса" не сообщалось.

Полознев, отдать ему справедливость, рассуждал здраво:

— Сергей Васильевич, если ваша задумка и сработает, то об этом немецкие власти — ну и в ленинградском пароходстве тоже — узнают в лучшем случае через трое суток. Если вообще узнают. Ведь может так быть, что никто не прознает о случившемся? Да запросто. Да сами судите: если встреча через сутки после выхода и если наши дадут знать, то это сообщение до пароходства только-только через сутки дойдет, а до газетной редакции — еще столько же. Так что ждите, пока до Москвы доберемся. Да и то молвить… кхм… еще не факт, что наши сразу опубликуют. Да и немцы тоже. Сами знаете, что за политика тут вокруг.

Капитан Михеев прилагал все мыслимые усилия, дабы избежать нежелательной встречи. Ему надо было пройти всего-ничего до входа в Скагеррак — меньше суток — но и того хватило для английского крейсера.

Полпути до пролива было пройдено, когда помощник подал голос:

— Гляньте, Афанасий Софронович, "купец" идет. Шведский флаг.

— Вот именно, шведский, — буркнул капитан на справедливое замечание помощника. — да только по надстройкам он типичный англичанин.

Помощник, хотя был умен, лишь в тот момент догадался, почему капитан был столь мрачен с самого момента отхода.

— За нами идет охота? — брякнул он открытым текстом. Ответом был красноречивый взгляд.

— Правей на румб к весту.

Подобное вмешательство капитана в действия вахтенного помощника могло вызвать, по меньшей мере, удивление, но сказано ничего не было.

Чужой "купец" разошелся с "Красным Донбассом" на дистанции в милю с небольшим. Через полчаса уже никого видно не было, и тогда последовала команда:

— Румб к осту. Полный вперед!

Это было насквозь понятно. Капитан создавал впечатление, что берет мористее, надеясь, что соглядатай именно об этом и сообщит.

Через два часа стало ясно, что попытка скрыться не удалась.

— Крейсер, идет почти полным. Британец.

Голос помощника звучал спокойно, хотя ему было очень не по себе.

Капитан отвлекся, нацарапал записку и велел отнести ее в боцманскую выгородку — ту самую, в которой расположился радиолюбитель Кольцов вместе с любительской станцией. Надобно заметить, что ее подключили к довольно мощному усилителю, так что на выходе получился как бы не киловатт мощности.

Содержание радиограмм поначалу было вполне невинным, с какой бы точки зрения их не рассматривать. В эфир летели позывные UXM3F. Довольно скоро пришел ответ. В переводе с радиолюбительского жаргона на человеческий язык разговор получился примерно таким:

— Меня зовут Турстейн. Я живу в Дверберге, Норвегия, — пришел ответ. — Как тебя зовут и где ты проживаешь?

Кольцов назвался, объяснил, что он вышел в эфир там-то, находясь на борту советского торгового судна. Разумеется, Турстейн, будучи истинным радиолюбителем, не преминул спросить о типе радиоаппаратуры. Следуя неписаной этике поклонников волн в эфире, Кольцов дал исчерпывающий ответ.

Пока шел сеанс связи, быстроходный крейсер Его Величества нагнал "Красный Донбасс"