Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

раньше не сталкивалась — в магазинах оно обескровленное и лежалое. Должно быть, ягненка зарезали, пока я парилась в бане. Мясник не мог ожидать, что я правда стану это есть. Оно, конечно, стоит на столе, чтобы вывести меня из равновесия.

И говорит он все это явно с той же целью.

Дожевываю рыбу и прищуриваюсь:

— «В тебя здесь верят, Соль. За тобой пойдут». Ты что это — на государственную измену меня подбиваешь?

Мясник ухмыляется краешком рта:

— Просто хочу, чтобы ты была готова к тому, как все может повернуться.

— В прошлый раз твои пророчества чего-то не сработали.

— В самом деле? — Мясник приподнимает бровь. — А мне кажется, с тех пор у тебя на лодыжке появилось новое украшение. Которое может в любую секунду тебя убить, если такова будет воля Инис Мона. И ты всей душой веришь, будто носишь его по собственной воле. Кстати, Соль, ты знаешь, что твоя друидка чем-то тебя опаивает, чтобы пригасить либидо?

— Ничего не опаивает! Я сама ее попросила!

Черт, ну вот и зачем я перед ним оправдываюсь?

— Дело твое! — Мясник разводит руками. — В чем-то, на самом деле, я тебя понимаю. Сам устаю иногда от нашей паскудной снажьей природы…

Ишь, тонкочувствующая натура! Но на самом-то деле… Мясник довольно сильно отличается от всех снага, с которыми мне довелось общаться. Он образован — хотя и самоучка, скорее всего, умен и чертовски расчетлив, в нем нет этой нашей э-ге-гей импульсивности. Что я потеряю, если задам личный вопрос? Он-то в моей душе ковыряться грязными пальцами не стесняется.

— Мясник, а почему ты все время говоришь о снага-хай так, словно ты — не один из нас?

— Не один из них, Соль. Наверно, я не один из них по той же причине, что и ты.

У меня падает челюсть. Мясник — попаданец? Это многое объясняет… Но зачем тогда сукой-то такой становиться? Разве мы не должны принести немного доброты и цивилизованности в этот веселый, но дикий мир?

— Я, правда, не слышал, что такое происходит и с девочками тоже, — продолжает Мясник, тщательно отслеживая мою реакцию. — Считается — среди тех немногих, кто в теме — что это сугубо мужская фишка. Так у снага-хай появляются военные вожди. Понимаешь, о чем я?

Эмм, уже нет. Вряд ли попаданчество. А что тогда? Мотаю головой.

— Ты не знаешь? Это не Эру весть какая тайна, но в курсе не все — даже среди тех, кто через это прошел. У снага тоже бывают инициации, только получаем мы не магию, а качества, которые нужны, чтобы управлять толпой. Мы же по базовой комплектации — народ с мощным коллективистским сознанием, рой практически. В муравейнике некоторые самки становятся матками, прочие остаются рабочими особями. У нас происходит что-то похожее, только с самцами. В первый раз встречаю инициированную сам… девушку. Если, конечно, это твой случай. Меня, кстати, Генрихом зовут. Это настоящее имя.

Вот это переход! Мясник… Генрих коротко смотрит на меня — похоже, ожидает взаимности. Я даже не против, вот только сказать мне нечего. Полученное при рождении имя осталось в прежнем мире. Сто Тринадцатой я не назовусь — от нее во мне осталась только тень, даже сны ее я вижу все реже. Здесь меня прозвали Солью, причем случайно, без какого-то глубокого смысла — то ли я попросила кого-то передать соль, то ли меня об этом попросили. Пусть так оно и остается. Ни к чему это — серьезно к себе относиться.

— Что же, рада познакомиться, Генрих.

— Извини за это маленькое хулиганство, — Мясник кивает на все еще накрытое крышкой блюдо в центре стола. Запах уже совсем слабый, все остыло. — Да, приютских я прижму к ногтю. Пусть твои спокойно выздоравливают — здоровье им скоро понадобится. Я буду следить за вашей ситуацией с опричниной. Посмотрю, чем смогу помочь. Нам нужно держаться друг друга.

«Нам нужно», ага, шик-блеск… Интересно, что я окажусь должна за помощь, о которой даже не просила?

— Ты, конечно, уверена, что я вру и манипулирую, — в голосе Мясника… Генриха прорезается что-то, отдаленно напоминающее печаль. — Это нормально, я бы и сам думал так на твоем месте. Ну да жизнь все расставит по местам, вот увидишь. Хотя меня беспокоит, что ты смотришь на мир сквозь розовые очки. Они имеют обыкновение разбиваться стеклами внутрь, Соль.

— Поживем — увидим, доживем — узнаем, выживем — учтем, — встаю с дивана, и Генрих тоже поднимается. — Спасибо за баню… и за разговор.

— Соль, если хочешь, ты можешь остаться, — тихо говорит Генрих.

— Зачем?

Генрих усмехается без обычной своей жесткости:

— Вот не гасила бы ты либидо — не спрашивала бы, зачем. Не мое дело, но… Ты не сможешь вечно подавлять собственную природу, Соль. А я знаю, что тебе нужно. Тебе не обязательно всегда быть одной.

Нервно облизываю губы. Гордо и презрительно отказываться уже поздно — несколько секунд я колебалась, и Генрих заметил это. Чай не гасит либидо полностью, просто приглушает. И сейчас во мне что-то дрогнуло.

Раздуваю ноздри, чтобы вдохнуть напоследок запах мяса — и заодно запах мужчины, стоящего в трех шагах от меня. И то и другое чертовски приятно. Да, кое в чем Генрих прав. Трахаться без пустых громких слов, рвать врагу горло, жадно глотать горячую кровь — это все в нашей природе.

И поэтому я продолжу пить чай.

Улыбаюсь:

— Мило, что ты предлагаешь, но я пас. Береги себя, Генрих.

Глава 4

Андрей. Одно и то же от Твери до Поронайска

— И чего теперь делать? — гудит Федька.

Здоровяк ковыляет позади всех, пыхтит и старается при ходьбе ставить ногу на пятку.

— Подать рапорт, — флегматично говорит Славик, массируя шишку на голове. — Нападение на опричников — это большие проблемы для всех зеленых уродов.

— Это для нас проблемы, — кряхтит второй Славик. — Участие в драке — раз. Применяли магию в городе — два. На губу, что ли, захотел?

— В медблок все равно обратиться придется, — рассудительно парирует Вячеслав. — Поэтому по-любому узнают.

— Да чего сразу в медблок-то? У одного сотряс легкий, другой по бубенцам получил. Я вам из аптечки подберу средства. Ну или скажи — о столб треснулся. Никто не удивится!

—