Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

К сожалению, того же нельзя было сказать об уроках математики, которые вела Анна Павловна. Она терялась, заискивала, демонстрировала эмоции — и мои троглодиты ее не щадили. Вместо изучения математики в классе вечно царил дурдом. Я врывалась, орала, раздавала подзатыльники — помогало это ровно до той секунды, когда за мной закрывалась дверь. Да и предмет… снага-хай даже сдачу в магазине не считают нужным пересчитывать — при малейших сомнениях затевают драку с продавцом. Еще одна культурная, едрить ее налево, особенность.

В общем, с математикой у нас как-то не задалось. О том, чтобы вернуть Анну Павловну в острог, речи не шло — учителя о тамошней жизни ничего не рассказывали, но их общая манера при любом шуме рефлекторно втягивать голову в плечи говорила сама за себя. Однако я уже подумывала перевести женщину в нянечки к младшим и где-то найти другого учителя математики. Вот только нельзя сказать, что перед нашими дверями выстраивалась очередь кандидатов…

Впрочем, этот вопрос не горел, в основном мы худо-бедно справлялись. Я расслабилась настолько, что снова стала ночевать в мастерской Кляушвицов — нельзя же круглосуточно торчать на работе. Позволила Токс себя постричь, прибарахлилась по сезону, стала выбираться в лапшичную мастера Чжана, меня там уже каждая собака знала — как и везде в городе. Приветствия от едва знакомых и вовсе незнакомых людей и нелюдей, просьбы сфотографироваться, заинтересованные взгляды — ко всему этому я уже привыкла.

В последнее время меня стали считать еще и кем-то вроде невесты Мясника, хотя ни о какой помолвке мы не объявляли и даже не обсуждали ничего такого — просто гуляли по городу или рассекали на байке. Генрих вел себя сдержанно, и благо осенняя погода располагала к плотной закрытой одежде, мы избегали прикосновений к обнаженной коже друг друга — тут уже велик был риск не остановиться. Повторения истории с Аликом я не хотела, да и Генрих — не пацан-бродяга, тут все будет или всерьез, или… Мне еще нужно время, чтобы все для себя решить.

Так что в то воскресенье ничего, как говорится, не предвещало. Я посвятила утро упражнениям с катаной и отправилась в Дом ближе к обеду. По пути купила мороженое, ела его на ходу, вяло попинывая наваленные всюду опавшие листья.

И только в снажьем квартале почти физически ощутила разлитое в воздухе напряжение. Впрочем, никакого «почти», реально физически: настороженная тишина, тревожные шепотки, запах тревоги и ярости…

Отбрасываю мороженое и припускаю к Дому бегом. Там всем не до уроков. Группка старших ребят дежурит на крыльце. Ловлю напряженный взгляд Ежа, и он говорит странно низким голосом:

— Соль… нам кабзда. Опричные, ска, курсанты столкнулись с парнями Мясника. Покалечили двоих.

— Те… те самые опричники?

— Вроде другие… Да какая, нах, разница. Разбираться еще в их сортах… Все они одинаковы.

Прикусываю губу. Вот же дуреха — правда поверила, будто слово опричника чего-то стоит. Говорят же все кругом в один голос: псоглавым верить нельзя, потому что нельзя никогда.

Глава 12

Андрей. «Теперь я опричник, мама»

«В общем, тут все нормально, не волнуйся». Точка. «Андрей».

Пробегаю письмо глазами: ну да, нормально. В письме.

Я сижу за шатким столом, накрытым истертой пластиной из оргстекла, под стеклом — образцы заполнения бланков. Ручка без колпачка крепится к ножке стола бечевкой. Поронайское почтовое отделение. За спиной у меня местная бабка ругается с гоблиншей — тоже бабкой, нос которой торчит из крохотного окошка — насчет пенсии. Заклеиваю конверт.

Опричные кибертехнологии не предполагают взаимодействия с Земщиной. Вон Долгоруков звонил отцу — так его батя аж голограммой нарисовался. «Походил» вдоль плаца, головой в разные стороны повертел. Покивал со значением: «Да-а, сынок, служба — она такая, и я в такой сраке свое отслужил, крепись». Ну или не знаю, что он там нашему мажору втирал, да и батя ли это был? Может быть, секретарь какой-нибудь, «дядька». Я только издалека видел. В любом случае рожа у Долгорукова была недовольная. Не как у человека, которому помогли.

Ну а мой удел — письмо с почты. Шлепаю марку с профилем Иоанна Васильевича, выданную гоблиншей. С трудом выбираюсь из-за стола, все скрипит: пол, стол, стул, бабка, которую я потеснил и которая недоругалась. Бабка почти готова обрушить гнев на меня, но, глядя на серебристый шеврон в виде головы пса, молчит, поджав губы.

— Извините, — говорю я.

Кидаю письмо в облупленный синий ящик и выхожу на улицу. Ветрено, летит мусор. Впрочем, я уже выяснил, что по местным меркам это — не ветер. Привыкаю понемногу к Поронайску. И к форме.

Бидон с тягой я в тот раз спрятал у дороги, за километр перед поворотом на нашу бетонку. Там как раз стихийная свалка. На базу явился почти что без опоздания — в двадцать два с копейками. Грязный как черт.

Пакет с формой — ну и наушник, понятное дело — оставлял в супермаркете, том самом, где бидон покупал. В ячейке. Трэшово, да! Но пацаны сказали, обычно прокатывает. Когда нету связки, браслет-наушник все хуже работает, и никому до тебя дела нет. Главное — вернуться в срок. Вот и у меня в тот раз прокатило.

Куртку, джинсы, кроссовки — все пришлось выкинуть. Умылся кое-как — там же, в супермаркете, в туалете. Заскочил в последний автобус «до конечной». От конечной до базы бежал бегом — километров семь.

Ворота на КПП не открывались добрых пару минут, но наконец отворились со скрежетом. Дежурный — квадратный ефрейтор — с интересом меня оглядел, сверяя то, что он видел, с информацией на мониторе.

— Усольцев?

— Так точно.

Он покачал головой:

— Влетишь, дурак. За вид. За грязь!

Подтверждая его слова, камера под потолком опутала меня сетью лазерных линий, а в ухе пискнул возвращенный на место наушник.

— Ну и за опоздание.

— Так точно, господин ефрейтор! — нахватался у Федьки.

— Проходи.

Влететь я, конечно, влетел — но не так чтобы сильно. Меня даже лично никто не распекал. Так, насыпалось нарядов в контур. Ну а форму я сам вычистил — как только, так сразу. Я ж чистюля!!

И тот безумный день завершился, рассыпавшись в голове на отдельные фантастические картинки: медведь-зомби, лицо из дыма, Соль с катаной… Будто не со мной было.

Бидон с тягой меня дождался. Сегодня, отправившись в новое увольнение, я его выудил из серой от грязи