"Зарубежная фантастика -2024-11. Книги 1-19 - Дэвид Фридман Джерролд

Я буду есть крабов. – Она вернула меню официанту, не спуская с меня глаз. Как только тот отошел, мамочка предложила: – Ладно, перейдем сразу к делу. В последнее время ты постоянно вставляешь мне палки в колеса.

– Сомневаюсь.

– Я стараюсь только для тебя.

– Мама, не делай для меня ничего, умоляю. Мне не нужна помощь.

– Ты единственный, кто у меня остался, и я не хочу тебя потерять.

– А Мэгги?

– Мэгги уезжает в Австралию.

– Вот как? Ну, Австралия – еще не смерть.

– Неизвестно, как обернется! Джим, я не хочу остаться в одиночестве!

– Все сейчас одиноки.

– Только не я! Я – не все. – И более спокойно она добавила: – Ты не представляешь, Джим, что мне приходится выносить.

– Прости, мама, но сейчас тяжело всем. Ты ведь не знаешь, что довелось пережить мне.

– Откуда? Ты никогда ничего не рассказываешь.

– Не рассказываю, потому что это военная тайна. Если я проболтаюсь, меня расстреляют.

– Только не лги, Джим. За это больше не расстреливают. Ты меня удивляешь – откуда теперь взяться военным тайнам? Мы же воюем с каторранами. Кто-нибудь способен общаться с ними? Может, у них есть шпионы? Не будь глупеньким. От кого вы все скрываете? Если бы каторране понимали нас, то зачем нам воевать?

Начались бы мирные переговоры.

– Во-первых, мама, их называют хторранами. Звук «ха» мягкий, почти неслышный. Просто легкое придыхание перед "т". Как в слове «кот» с пропущенной гласной. Попробуй одновременно произнести "х" и "т".

– Я и говорю: хаторране.

– Х'торране, – поправил я.

– Торране. Хатторане. Еще как? Вздохнув, я сдался. – – Однако ты не ответил на мой вопрос. Ты пробовал беседовать с ними?

– Знаешь, как по-хторрански будет «собеседник»? Жратва.

– Все шутишь. С тобой всегда так: либо шутки, либо грубости. Слава богу, что отец умер. Твой нынешний вид – в юбке, с косметикой – убил бы его.

Плохо дело. Она зафлажила меня по плану номер два.

– Я думала, что смогу уговорить тебя. Алан сомневался, но я сказала: «Нет, дай мне еще один шанс. Ведь он мой сын, я сумею уговорить его». Теперь очевидно, что Алан прав.

– Мама! – Я помахал рукой, чтобы она посмотрела на меня. – Ты предложила встретиться со мной, чтобы как-то оправдать свое возмущение моей неблагодарностью? Вспомни, чем это обычно кончалось.

– Опять остришь. Думаешь, что ты самый умный? Сейчас и проверим, насколько ты умен.

– О чем ты?

– Узнаешь.

Мамуля заметила приближающегося официанта и замолчала. Пока тот накрывал на стол, она сидела с подозрительно самодовольным и хитрым видом. Официант подал тарелку ей, затем мне и испарился.

Я первым нарушил молчание:

– Ну, хватит. Давай напрямую. Что тебе от меня нужно?

– Джеймс, – начала она. Я чуть не взвыл: опять «Джеймс»! – Я уже убедилась, что взывать к твоему здравому смыслу – бесполезная трата времени. Вчера утром ты воочию убедился, что все делается ради твоего блага…

– Эта твоя фразочка всегда меня бесила. Когда ты произносила: «Ради твоего блага», – получалось, что это делалось ради твоего блага.

– Джеймс, именно это я имею в виду. Ты абсолютно не отдаешь себе отчета в своих поступках, никого не желаешь слушать. Авторитетов для тебя не существует. После этого проклятого случая с каторранами ты стал абсолютно невменяем. Только поэтому я вынуждена так поступить. Я прекрасно понимаю, что сейчас это тебе не понравится, но придет время, и ты поймешь, что иного выхода у меня не было. Я лишь забочусь о твоем будущем.

– Что ты натворила?

Она вздохнула нарочито громко:

– Я заполнила кое-какие бумаги.

– Какие именно?

Она напряглась.

– О передаче твоих прав адвокату…

– Что за ерунда? Мне двадцать четыре года. -… мотивируя тем, что ты не вполне отвечаешь за свои поступки. Наше дело почти беспроигрышное. Та червивая пыль, которой ты наелся, либо надышался, либо что-то еще… – Она избегала смотреть мне в глаза. – Мы можем наложить арест на твои деньги и держать их годами, пока дело будет ходить по инстанциям. Ты же знаешь, Джеймс, что я могу это сделать.

Я отказывался верить.

– Это шантаж!

– Бог с тобой. Мы уже подготовили бумаги, Джим. Она потянулась через стол.

Я отдернул руку. Мне не хотелось, чтобы она прикасалась ко мне – никогда.

– Послушай, – сказала мать. – Ты еще ребенок. И не умеешь обращаться с деньгами.

А я умею. Я же вела финансовые дела отца, помнишь?

– Неплохой аргумент.

– Значит, ты согласен?

– Где деньги отца?

– Я их вложила в дело.

– Отдала этому паразиту?

– Джеймс!..

– Так это на тебя я должен выписать доверенность? Черт возьми! Почему ты не подцепила какого-нибудь сопляка? Это обошлось бы намного дешевле – и безопаснее. А может, и удовольствия получила бы больше.

Она вспыхнула, аристократическим жестом промокнула губы салфеткой и заявила:

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то нам, по-видимому, придется беседовать в присутствии адвокатов.

– Не верю своим ушам. Не могу! Как ты согласилась на такую подлость? Сначала скормила ему все свои деньги, а теперь собираешься подарить мои. Мама, если тебе нужны деньги, я все отдам. Честное слово! Но, пожалуйста, выгони этого мерзавца вон.

– Я бы попросила тебя выбирать выражения.

– Хорошо. Выгони этого подонка, слизняка, подлеца, проходимца, кровососа…

Останови меня, когда я подберу нужное слово.

– Мы собираемся пожениться. Он будет твоим отчимом.

– Черта с два! – Я поймал себя на том, что кричу, и хрипло прошептал: – Прежде я откажусь от тебя.

Она побледнела. Я понял, что хватил через край. Или сказал то, что надо? Не знаю.

– Мама, послушай. – Я предпринял последнюю попытку. – Ты не одна. Но и этот жук тебе не нужен. На свете так много хороших людей. Ты же у меня сокровище. Ты не должна ценить себя так низко и платить этому типчику за любовь. Послушай, армия имеет в своем распоряжении лучшую компьютерную сеть в мире. Мне, наверное, даже удастся привлечь юристов из Спец-сил. Мы получим твои деньги обратно. А если нет – покончим с этим жуликом раз и навсегда. Только, пожалуйста, перешагни через него. Ты заслуживаешь лучшей участи.

На какой-то краткий миг мне показалось, что она меня услышала, – а потом между нами снова выросла стена.

– Кто ты такой, чтобы решать, как мне жить?

– Я мог бы сказать тебе то же самое.

– Ты дитя, Джим, и ничего пока не понимаешь, но когда-нибудь поймешь и будешь благодарен мне.

– Только не за это. Это – предательство. Ты решила, что он для тебя важнее, чем я. Решила, что никогда больше не будешь одинокой. Ты отчаялась, если готова