Хякки Яко - Ступников

сквозь приоткрытые ставни, ощутить запах ткани и простыней, почувствовать прохладу и влажность утреннего воздуха, услышать трель птиц за окном. В то мгновение Хаширама как никогда ранее осознал как же это прекрасно — быть, и вместе с этим вдруг отчётливо понял сколь ужасающа перспектива умереть. Ведь если смерть именно такова, то участь прискорбнее трудно себе даже вообразить. Застыть в небытие, в абсолютном одиночестве, и мучительно медленно исчезать, до тех пор пока даже тень тени его не сотрётся и не раствориться в этой кромешной тьме.

Весь день после этого он был сам не свой — отвечал невпопад, слышал хорошо если хотя бы треть от всего что ему говорили, и даже во время вечерних тренировок с Тэкеши-саном он был словно бы и не здесь. Мысли его блуждали где-то там, вдалеке, просто не желая возвращаться в предавшую их оболочку. Теперь то он понимал что это был лучший выход… нет, пожалуй не лучший, просто наименее болезненный и простой.

* * *

Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Тяжкое пробуждение, мельтешение дня, тяжёлая хватка вечера, после которой он едва находил в себе силы вернуться домой, а за тем — забытье ночи. И так из раза в раз. Дни складывались в недели, те в месяцы, а они, собиравшись в кучу, обращались в годы.

Пять лет немалый срок, но для Хаширамы он стал почти неподъёмным. Мгновенно пролетевшая вечность, эти, на первый взгляд бессмысленные слова, наиболее точно описывали всё то что с ним произошло за эти годы.

* * *

Время безжалостно утекало сквозь пальцы. Он ощущал это всем своим естеством и отчаянно желал насытить событиями и чувствами каждый миг, каждое ускользающее мгновение.

Приятные вечера и буйные ночи с Мэйуми, игры с Хитоши и Мидори, разговоры с братом, прогулки по Конохе, к тому же именно тогда Хаширама открыл для себя удивительный мир литературы, и помог ему в этом ни кто иной как Хидеки-сан. Старый Целитель прекрасно видел как тяжело ему даётся каждый приём лекарства, а потому, где-то на четвёртом сеансе, предложил чуть отвлечься и начал читать ему в слух.

В первый раз это был какой-то роман из Страны Железа. Про могучего самурая, что под давлением чести и долга обязан был выступить против рода, к которому принадлежала его возлюбленная. Неплохо написанная, хотя при этом довольно слезливая и сверх всякой меры пафосная история, однако это помогло, по крайней мере, вслушиваясь в спокойной и хорошо поставленный, с едва заметной хрипотцой, голос Хидеки, рвотные спазмы выворачивали его наизнанку чуть реже, а пульсирующая кузнечным молотом в голове кровь едва заметно успокаивалась.

После он и сам стал читать, причём всё что под руку попадётся. Философские трактаты и медицинские справочники, заметки путешественников и купцов, древние клановые летописи и вульгарные романы. Кто-то бы назвал всё это напрасной тратой времени, но сам Хаширама, с головой погружаясь в размышления и думы очередного писателя, чувствовал будто-бы и сам переживал особенно острые, радостные, печальные и величественные моменты жизни неизвестного рассказчика. А в его состоянии каждая крупица опыта и каждое мгновение чувств были поистине бесценны.

Он очень многое сделал за прошедшие пять лет, при том что в тысячи раз большее воплотить просто не сумел или даже не знал возможно ли это в принципе. И время, что он отдал в замен на то что бы запечатлеть в своей памяти все эти, без всяких преувеличений прекрасные, будоражащие и просто милые его сердцу мгновения, пролетело очень быстро. Чего нельзя сказать о том, что происходило вдали от посторонних глаз.

* * *

Где-то спустя три месяца после начала терапии он начал постоянно чувствовать головную боль. Слабую, едва заметную, но в купе с неизменно преследующим его ощущением ломоты в суставах и общей слабостью подобное было просто невыносимо.

На пятый месяц ко всему вышеперечисленному добавилась отдышка, головокружения, а боль стала постепенно расползаться по всему телу, медленно но верно отвоёвывая в своё пользование кусок за куском.

После сеансов терапии становилось легче, если можно считать то полубезумное, агонизирующее состояние в котором он пребывал после каждого приёма химикатов чем-то менее болезненным. Однако, так и было. Под конец месяца, за день-два до очередного курса, боль от стремительно разрастающихся опухолей становилась невыносимой. Невозможно было сосредоточиться ни на чём конкретно, даже руку поднять зачастую представлялось невыполнимым подвигом. А ведь в подобном состоянии ещё и требовалось выполнять упражнения Тэкеши-сана. Каждый вечер. До глубокой ночи. Конечно это были не обычные тренировки — Глава Клана Кагуя был не последним ирьенином, потому прекрасно осознавал всю прискорбность его состояния, подбирая такие упражнения и чередуя нагрузки таким образом, что бы минимизировать последствия его болезни, но этого было мало. Потому вскоре, к обычному курсу лекарств добавились укрепляющие и болеутоляющие составы, однако малые дозы, уже спустя всего год с момента начала лечения, перестали оказывать хоть какое-то воздействие, а крупные… от них боль действительно пропадала, но в голове стоял туман и мыслить было почти физически трудно, в прочем, уже на второй год и они перестали быть эффективными. Тогда к заботам Хидеки-сана прибавилась ещё одна.

Создать новый вид обезболивающего оказалось не так уж сложно, по крайней мере сам неизменный Глава Госпиталя Повелителей Костей справился с этим за рекордные два месяца, что вновь позволило Хашираме нормально функционировать… большую часть дня. Правда уже через полгода препарат вновь перестал ему помогать и боль вернулась с новой силой, но и тогда Хидеки-сан придумал альтернативу. Сейчас он принимает уже шестую версию обезболивающего, при этом прекрасно ощущая что и ей недолго осталось, и судя по оговоркам новый препарат ещё не готов. Не удивительно, на самом деле, последнее время его организм перестал реагировать на любые болеутоляющие, даже химическая сыворотка и та стала работать куда-как хуже, от чего теперь ему требовалась двойная доза да бы достичь прошлого эффекта.

Это было мучительно. Действительность стала невыносимой, а мысли о смерти преследовали Первого Хокаге словно гончие псы, жаждущие разорвать его на части. Хаширама не строил особых иллюзий — один он бы сломался уже спустя два года, быть может чуть больше, но в том то и суть что он не был один.

Его жена, что уже давно сумела подобрать ключ к и так не запертому сердцу, встречала его на пороге дома каждую ночь, помогая снимать одежду, моя его в те моменты когда сил на подобное попросту не было, она же почти что тащила его к ним в спальню, которую он в прочем специально, с год назад, перенёс на первый этаж.

Его дети же сами по себе были лучшими помощниками. Просто видя их Хаширама чувствовал себя