Проект: Граф Брюс 2 - Виталий Сергеевич Останин

Мне осталось только головой покачать. Алексей Яковлевич оказался тем ещё жуком — настоящим разведчиком. Ну, мне так даже лучше. За полгода я действительно могу раскрутиться так, что не буду зависеть ни от каких родственников.

Но тут личина веселья вновь спала с дедовской физиономии. Показав скрывавшегося расчётливого хищника.

— А для тебя этот период, Рома, станет испытательным сроком. Если хорошо себя покажешь, я вернусь, отпишу тебе род, главой сделаю, а сам младшей ветвью при тебе оформлюсь. Брюс-Торнау, например. Но если нет — тогда уж тебе придётся моим наследникам уступать и в младшую ветвь идти. Поверь мне, в этом вопросе я очень серьёзно настроен.

Пока я хлопал глазами после этого довольно неожиданного заявления, старший Брюс поднялся, обошёл стол и встал у меня за плечом.

— И ещё одно, парень. Сам видишь, в каком состоянии наш род находится. Поэтому ожидаю от тебя к возвращению ещё одного. Помолвку. По расчёту, а не любви.

.7. Интерлюдия — Барух Леви, хороший человек из Тайной Канцелярии

Нельзя сказать, что эти представители двух разных ведомств дружили. Всё-таки служба такая, что рот чаще приходится держать на замке, чем открывать. Подписки о неразглашении, доступ к секретной информации, чужие тайны — всё это не добавляло доверительности.

Плюс профили контор уж больно сходные: одна занимается контрразведкой, а вторая — обеспечением безопасности императорского рода и приравненных к нему лиц. Где-то конкуренция, столкновение интересов, пересечение юрисдикций. В общем, много всего.

Но приятельствовали, да. Порой встречались за чашкой чая на нейтральной территории и обменивались новостями. Теми, которыми могли. Каждый из этих двоих был предан своей службе.

— Как ты это пьёшь? — традиционно скривился Феликс Владимирович Рязанов, один из ведущих специалистов Охранки, когда перед его собеседником поставили прозрачный чайник с ханьским улуном. — Моча какая-то!

Себе Феликс Владимирович заказал чёрный чай. Да такой крепкий, что людям со слабым сердцем пить подобный напиток строжайшим образом не рекомендовалось.

— Привык, — пожал плечами Барух Моисеевич Леви, старший агент Тайной Канцелярии. — Полжизни по поднебесникам работаю. Волей-неволей научишься любить. Кстати, Феликс, а ты знал, что по мнению ханьцев только дикие варвары способны пить чёрный чай. Достойный муж должен сторониться подобного.

— Ты мне это каждый раз говоришь, — усмехнулся собеседник. — Меня устраивает быть варваром.

Некоторое время собеседники молчали. Потягивали каждый свой напиток и бросали взгляды по сторонам. Словно бы пришли именно для этого — выпить чаю и понаблюдать за оживлённым столичным перекрёстком за прозрачным до полной невидимости стеклом ресторации.

— Каштинский инициировал проверку, — наконец выдал Рязанов, глядя при этом в сторону. — По твоему протеже, молодому графу Брюсу.

Леви тут же встрепенулся и выжидательно уставился на собеседника. А когда тот промолчал дольше положенного, спросил:

— Ну и зачем главе «борзых» это делать? Вопросы по парню сняли.

— Ваше ведомство, — уточнил Феликс Владимирович.

— Так мы его и вели!

— А теперь мы будем.

— Нет ощущения, что вы за границы своего поля вышли?

— Так не за государственные же!

— Шутишь? — нахмурился Барух Моисеевич.

— А что ещё остаётся? — у работника Охранки дёрнулась щека. — Когда начальство приказывает, нам лишь остаётся взять под козырёк и исполнять. Всё, что я могу для тебя сделать, Барух, это поставить тебя в известность. И попросить не лезть.

— После возвращения Алексея Яковлевича Брюса мы и не лезем!

Леви говорил чистую правду. Пока шла работа по главе ханьской Палате Весов, который собирался занять трон древней империи на востоке, за молодым Брюсом очень активно присматривали. Всё же стараниями его деда, шестнадцатилетнего парня превратили в наживку. Но теперь, когда всё благополучно закончилось, наблюдение сняли. По просьбе этого самого деда.

По мальчишке, конечно, было много вопросов. Этот его дар, которым он людей чуть ли не с того света вытаскивал, общение с преступниками, тайный язык, наконец. Но старший Брюс всё их отмёл. Его жизнь, как он сказал, сама по себе чудо — после рака крови в терминальной стадии никто не встаёт и не начинает с чистого листа.

«А Ромка встал! — Леви вспомнил слова Алексея Яковлевича. — Так ли удивительно, что он теперь отдаёт миру долги? И, наконец, Барух! А что, если его и правда Спаситель коснулся? Рискнёшь вставать между моим внуком и Сыном?»

Резоны старого графа, Леви понимал прекрасно. Быть главой угасающего рода, знать, что с твоей смертью славная фамилия станет лишь одной из строчек в пыльной книге, невыносимо больно. И когда получаешь надежду на возрождение, не только на такие странности глаза закроешь. Можно и в святость удариться!

Тем более что опытный разведчик хоть и любил своего внука, но всё же не постеснялся проверить его на всех уровнях. Отправил за ним приглядывать свою старую подругу Краснохвостую — кицунэ из ёкаев по имени Кикути Ринко. А та, кроме охраны, выполнила ещё одно задание покровителя. На генетическом уровне исследовала графского отпрыска и со всей ответственностью заявила, что под личиной юноши не прячется оборотень из её племени. Просто мальчишка, который каким-то образом выжил. Плоть от плоти Брюсов.

Так что после всех проверок неудивительно, что Алексей встал на сторону внука. И потом битый час рассказывал старому другу о том, какой тот умничка, как умудрился вдохнуть новую жизнь в угасающий род. Про его слуг, которых тот из-за кромки вытащил, и чья верность принадлежит лишь молодому графу.

Спаситель, да он даже его контактами с преступным миром восхищался! Мол, это ж надо, денег у них занял! Не побоялся ни последствий, ни молвы. Характер — закалённая сталь! Даже деду зубы показал, в ответ ударил, представляешь! Матереет, щенок!

Тогда, после разговора и перед отбытием в свадебное путешествие, Алексей Яковлевич попросил товарища внуку не мешать. Приглядывать, если нужно, но не мешать. Мол, пусть он свои ошибки молодости совершает — кто мы, мол, без них?

«Но запомни, Барух! — на прощание сказал он. — Начнёте их против него использовать, я к императору пойду. Ты меня знаешь, мало никому не покажется! Впервые за много лет у Брюсов надежда появилась! Не позволю её уничтожить!»

Сам же уехал, чтобы опекой не угробить развивающийся талант — так сказал.

— С чего хоть возбудились? —