Братья по крови - Юрий Артемьев

– А кооперативные квартиры?

– Во-первых, кооператив – это дорого. И даже если мы с тобой найдём эти деньги, то надо ещё будет всем объяснить, что деньги мы заработали честно.

– А ты знаешь, где взять деньги?

– Знаю несколько мест… Но не сейчас.

– Ладно. Потом расскажешь. А сейчас давай лучше подумаем, как будем разруливать ситуацию с рыжим.

– Как? Как… Каком кверху… Помнишь, как ты сказал тогда?

– Когда?

– Блин… А ведь и правда… когда? Я хотел сказать, что вчера. Но это было практически ещё сегодня.

– И что я сказал?

– А ты уже не помнишь? – Лёшка усмехнулся. – Ты сказал, что если шансов нет никаких, то и терять-то особенно нечего. А значит, и бояться нечего. Прорвёмся.

– А получится? – спросил его я.

– Не попробуем – не узнаем.

* * *

От метро в сторону интерната мы решили пойти другим путём. Потому что вдоль трамвайных рельс, а потом мимо Новоспасского монастыря да через пруд всё-таки далековато. А наискосок, дворами… Я же тут практически местный и все проходные дворы знаю.

Об одном я только забыл. Любимое развлечение местной шпаны – подкараулить тех, кто помоложе да послабее, чтобы потрясти из них мелочь. Могли побить, могли просто угрожать, чтобы добиться успеха.

В одном из дворов нас обступили сразу трое. И совсем не такие миролюбивые, как рыжий со товарищи. Эти были и постарше, и покрупнее. И, судя по всему, немного пьяные, а значит, на взводе и без тормозов.

– Денюшки есть? – спросил подошедший первым фиксатый парень с наколкой на руке. На костяшках правой хорошо читались буквы – «К О Л Я» – а на левой, тоже на костяшках, значились цифры «1 9 5?». Именно так. Вместо последней цифры был вопросительный знак.

Я не успел ничего ответить. Лёха меня опередил.

– Денюшки есть. Да не про вашу честь.

А после тупо зарядил фиксатому в пах и, когда того согнуло вперёд, снизу вверх пробил кулаком в челюсть. Фиксатого от удара аж подбросило, но лишь для того, чтобы приземлить на землю.

Раздумывать было некогда. Тому, что был слева от меня, я нанёс довольно-таки подлый удар ботинком под колено. Попал хорошо. Мой оппонент сразу же выбыл из потасовки. Ну а за то, что игра пошла не по правилам, я не переживал. Они нас ведь тоже не пряниками угощать собирались.

Между тем третий противник сцепился с Лёхой и смог его завалить на землю. Ещё немного, и он начнёт окучивать брата кулаками.

С разбегу бью чисто по-футбольному, пыром, в голову врага. Тот завалился на бок. Лёха, высвободившись из-под грузного тела, мигом вскочил на ноги, а потом стал пинать поверженного противника ногами.

Я оглядел поле боя. Фиксатый лежал, скрючившись, зажимая лицо руками. Из-под ладоней сочилась кровь.

Громче всех орал тот, что с разбитым коленом. Похоже, я ему ногу сломал. Я подошёл к нему и замахнулся кулаком, чтобы разбить ещё и лицо.

Неожиданно тот закрылся руками и довольно-таки жалобно проблеял:

– Н-н-не бей!

– Напомни мне! Чего вы там хотели?

– Н-н-ничего…

– Ну как же… Мне показалось, что твой друган поинтересовался у нас про какие-то деньги. Наверное, хотел нам деньгами помочь?

Я снова замахнулся.

– Д-д-да. Вот…

Он полез во внутренний карман своего потёртого пиджака и протянул мне несколько смятых купюр.

– Возьми!

А чего не взять? Я забрал деньги и сунул в боковой карман брюк.

– Ладно. Живи.

Обернувшись, я заметил, что Лёха шмонает одного из противников.

– Лёшка! Это уже грабёж называется.

– Это трофеи. Что с бою взято – то свято.

Движение сбоку замечаю только краем глаза.

– Лёха! Сзади!

Это вдруг оживший фиксатый внезапно рванулся в сторону Лёшки.

* * *

Время замедлилось. Кажется, что сейчас его можно было есть ложкой, как густой кисель. Но ложки не было. А был нож, который фиксатый сжимал в правой руке. Ему оставалось меньше метра до того момента, как он сможет воткнуть острое лезвие в спину моего друга. И не просто друга, а моего кровного брата.

Алексей уже начал двигаться. Но я не был уверен, что он успеет увернуться.

А время всё так же медленно текло на вселенских часах. Кажется, я что-то закричал. И прыгнул.

Я прыгнул. Прыгнул некрасиво, безо всякой подготовки, сразу двумя ногами вперёд. Сам не понимаю, как у меня это получилось.

И вдруг время, как собака, что сорвалась с цепи, резко рвануло вперёд. Я впечатался обеими ногами в бок фиксатого и сбил его с ног. Но при этом сам упал на спину, больно ударившись копчиком о землю. Аж весь дух из меня вышибло.

Когда я более-менее пришёл в себя, Лёха уже совсем затоптал фиксатого. Да похоже, что он уже и не фиксатый вовсе, а беззубый.

– Пора сваливать, брат!

– Валим.

Лёха прекратил избивать гопника, и мы скорым шагом, но не бегом, покинули этот дворик. Бежать нельзя. Слишком палевно со стороны. Но мы уходили, довольные собой. Поле боя осталось за нами.

* * *

Сразу в сторону интерната мы не пошли. Свернув налево, двинулись в обход монастыря. Снова мимо пруда. Там спустились к роднику и умылись. Мы изрядно испачкались в крови, но это была не наша кровь, а кровь врага кольчугу не пачкает.

– Лёха! Ты чего сразу в драку полез? У нас же денег было всего копеек тридцать, не более. Отдали бы и дальше пошли.

– Ненавижу я этих тварей! Ты не поверишь. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы никого из них там не убить.

– Да-а… Оставлять живых побитых врагов – плохая примета.

– Я просто почувствовал, что добром мы с ними не разойдёмся. И деньги у них были, и выпили они уже. Им покуражиться хотелось над нами. А тридцать копеек их явно не устроили бы.

– Сколько у нас теперь денег?

Лёшка пересчитал купюры.

– Двадцать семь рублей. И вот ещё что…

Он извлёк откуда-то сзади из-под ремня нож. Самодельная финка. Похоже, что зоновской выделки, с наборной ручкой из цветного оргстекла.

– Дай-ка глянуть.

Он передал мне финку. Протянул правильно. Рукояткой в мою сторону. Сразу видно, что человек умеет обращаться с холодным оружием.

Нож был типичной самоделкой. Возле рукояти были видны следы ржавчины. Кажется, что кто-то плохо почистил лезвие ножа после применения. А что с ним делали? Я не эксперт. Может, кому кровь пустили, а может, колбасу на закусь резали да консервные банки с тушёнкой вскрывали.

Я размахнулся и забросил ножик подальше в воду.

– На фига ты это сделал? – недовольно