Дети Доброты - Мила Бачурова

— А как же тот пацан? — спросил вдруг Мрак.

— Какой?

— Ну, этот. Лазарь. Ты сказал, что у них тут свой мир. Что бошки им Шаман забил наглухо, что мы для них — враги. По-хорошему он должен был под лавку забиться и зубами стучать со страху. А он — вон чего. Считай, против своих попереть не побоялся, когда вам помогать решил. Как так-то?

Кирилл развёл руками.

— Веришь — сам не понимаю. Я ведь не психолог, и читал по этой теме очень мало — так, по верхам нахватался. Но, насколько помню читанное, основные жизненные установки — что есть добро, а что зло, кто друг, а кто враг, — формируются у человека где-то лет до четырнадцати. Дальше его уже крайне сложно в чём-то переубедить. А Лазарь своим поведением эту теорию опровергает. Он знал, взрослые ему говорили о том, что мы с Джеком — враги. Но он в это то ли до конца не верил, то ли в его случае любопытство оказалось сильнее страха. Он ведь на удивление любознателен — и вот как раз этому есть объяснение. Помнишь девочку, которая притащила кошку? Я ещё тогда подумал о генетике... Эмбрион Лазаря, как и эмбрион этой бесстрашной девочки, собирали под микроскопом. Они, как и другие бункерные дети, должен был воплотить в жизнь Вадимову теорию «чистого разума», то есть с рождения обладать очень высокими интеллектуальными задатками. А значит, в каждом из этих детей уже на эмбриональном уровне прошита такая вещь, как критичность ума. Им от природы свойственно ничему не верить на слово. Во всём докапываться до сути... Потребность их мозга — анализировать и делать собственные выводы, понимаешь? Возможно, дело в этом.

Мрак, задумчиво глядя на Кирилла, пожал плечами.

***

В родной посёлок они прискакали перед самым рассветом — терпения на то, чтобы пережить в приюте ещё один день, не нашлось ни у Кирилла, ни у Мрака. Скакали быстро, как только могли.

Ещё издали увидели, что ворота посёлка распахнуты настежь, а рядом с ними неподвижно стоят две фигуры — плечистая мужская и стройная женская.

— Батя, — севшим вдруг голосом сказал Мрак. Кашлянул. И прикрикнул на Шамана: — Шевелись ты, ну!

Через минуту они с Кириллом уже спешивались у ворот.

— Целы? — коротко спросил Рэд. — Да не орите вы! — цыкнул на вопящих от восторга, скачущих вокруг лошадей младших сыновей.

Обнял спешившегося Мрака.

— Целы, — подтвердил Кирилл. И прижал к себе бросившуюся ему на шею Лару.

— Джек? Олеська? Серый? — Рэд повернулся к нему.

— Джек и Серый остались на юге. Так было надо. Олеська... — Кирилл не договорил.

Почувствовал, как закаменела в его объятиях Лара. Через силу попросил:

— Потом. — Отстранился от жены. Кивнул Рэду на Шамана: — Это — пленный. Солнце не держит. Пристрой куда-нибудь.

Мрак тоже отошёл от отца. Все, включая мальчишек, уставились на Шамана. Дополнительных разъяснений не потребовалось — полузабытое, по мирному времени, слово «пленный» говорило само за себя.

— Сведите пока в чулан, где буянов запираем, — глядя на Шамана, приказал сыновьям Рэд. — Там засов на двери есть, крепкий. — Прочие двери в посёлке традиционно не запирались. И велел застывшему в седле Шаману: — Слазь. Приехал.

От домов к воротам, привлечённое счастливыми детскими воплями, уже спешило остальное население.

Глава 7

Кирилл

Рэд пришёл к Кириллу вместе с Мраком. Быстро, едва ли полчаса прошло — Кирилл успел только помыться и переодеться с дороги. Мрак, видимо, тоже ничего другого не успел — чугунок с ужином отец и сын принесли с собой.

— У вас и поедим, — объяснил Рэд.

Кирилл согласно кивнул.

Лара накрыла на стол. Расставила тарелки, вынула из буфета рюмки. Четыре поставила рядом с тарелками, одну в стороне.

Кирилл налил в рюмки самогона. Ту, что в стороне, Лара накрыла куском хлеба.

Молча, не чокаясь, выпили. Помолчали. У Лары вдруг затряслись плечи. Она всхлипнула и, закрыв лицо руками, выскочила из-за стола. Громко хлопнула входная дверь.

Рэд посмотрел вслед убежавшей Ларе. Взялся за бутылку и заново наполнил рюмки. Придвинул к Кириллу его, поднял свою. И, глядя Кириллу в глаза, твёрдо сказал:

— Давай. Вернулись — молодцы.

После третьей выпитой рюмки Кирилл подумал, что при его истощении и недосыпе, усталости после дороги, должен бы уже под стол упасть. Но почему-то не падал. И хмеля не было ни в одном глазу, только голова опустела — того гляди зазвенит.

Рэд достал сигареты, вопросительно посмотрел на Кирилла. Тот махнул рукой: кури здесь, чёрт с тобой. Поставил перед Рэдом блюдце — пепельниц в доме не водилось.

— Как так-то? — закурив, спросил Рэд.

Вопрос содержал в себе сразу всё.

Как погибла Олеся? Почему Джек и Серый остались на юге? Кто такой Шаман?

Рэд не осуждал, не сочувствовал, не торопил. Кирилл знал, что командир умеет отрешаться от горя. Сначала — дело, а уж потом... Что там творится у железного Сталкера на душе, и что бывает «потом», никто не знал. Единственная женщина, которая знала, умерла восемь лет назад. Рэд безучастно пускал в потолок дым и ждал, пока Кирилл соберётся с силами.

— Человек, которого ты запер в чулане — очень сильный менталист, — начал Кирилл. — Менталист — это тот, кто умеет внушать свои желания другим людям. Благодаря этому умению Шаман и его помощница создали на юге новую религию...

В середине рассказа Кирилл заметил, что в дом вернулась Лара. Подошла, села рядом с ним. Веки у неё припухли, но больше Лара не плакала. Так же, как Рэд, напряжённо и внимательно слушала рассказ.

— По дороге домой нас догнали жители шаманского посёлка, — закончил Кирилл. — Рассказали, что Ангелина пропала, и начался беспредел. Драки, грабежи, изнасилования... Джек сравнил этих людей с псами, которые сорвались с цепи. В посёлке оставались женщины и дети. Да и мужики, по сути, ни в чём не виноваты... Я решил, что анархию допускать нельзя, и приказал нашим вернуться. — Он замолчал.

— Это сколько ж они там, получается? — хмурясь, спросил Рэд. — Два месяца уже?

— Почти. Пятьдесят семь дней.

— И бункерная девочка с ними? — уточнила Лара.

— Да. Её