Непокорная невеста, или Аджика по - попадански - Хелен Гуда

намек на жизнь. Везде было одно и то же: толстый слой пыли, сквозь который едва проступали очертания предметов, паутина, оплетающая все, словно смирительная рубашка, и ощущение, что здесь не просто давно никто не жил, а словно здесь вообще никогда не жили. Кухня с облупившейся краской, обнажающей слои старой побелки. Спальня с провисшей кроватью, будто старушечий рот без зубов, и треснувшим зеркалом, в котором мое отражение казалось размытым и призрачным. Никаких призраков, никаких зловещих теней, только печальное свидетельство того, как время беспощадно пожирает все, превращая дома в склепы, а воспоминания — в пыль.

Выйдя на задний двор, я ахнула. Передо мной раскинулся огромный заросший огород. Он спускался к реке, словно зеленые волны, окаменевшие во времени. "Змеевка", — вспомнила я название, услышанное от Марты. Название соответствовало действительности: река извивалась, словно змея, теряясь в зарослях ивняка. Местами еще виднелись грядки, словно шрамы на теле земли, на которых жалко зеленели остатки каких-то овощей, брошенных на произвол судьбы. Тыквы, похожие на огромные оранжевые головы, уныло лежали на земле, подгнивая от сырости, привлекая полчища слизней. Сквозь бурьян пробивались сорняки, словно армия захватчиков, отвоевывая себе жизненное пространство. Несмотря на все это запустение, чувствовалось, что когда-то здесь кипела жизнь, звенел детский смех, пахло свежей землей и созревающими плодами. Старая яблоня, скрученная ветром, с корой, похожей на старческую кожу, протягивала ко мне свои сухие скрюченные ветви, будто прося о помощи, о глотке воды, о лучике тепла.

Я спустилась по заросшим ступеням к реке, замечая, как высокая влажная трава оставляет мокрые следы на моей обуви. Шум воды приятно успокаивал, заглушая гул в голове, отгоняя непрошеные мысли. Внезапно я услышала громкий гомон и крики детей, грубые и жестокие.

Пройдя немного вперед, я увидела группу ребятишек, окруживших что-то черное и дергающееся.

Приблизившись, я разглядела здоровенного ворона. Дети гоняли его палками, целясь в него камнями, словно в живую мишень. Птица отчаянно пыталась взлететь, но, видимо, была ранена. Одно крыло беспомощно волочилось по земле, оставляя за собой темный след.

— Эй вы! — крикнула я, стараясь придать голосу как можно больше грозности, так как не была уверена, что мой оклик остановит издевательство над бедной птицей. — Что вы делаете? Немедленно прекратите!

Дети, испугавшись моего внезапного появления, моей злости, отразившейся в глазах, разбежались врассыпную, как тараканы, оставив ворона одного. Я подошла к птице. Он с опаской, с отчаянной болью в глазах смотрел на меня своими умными черными глазами, будто моля о пощаде.

— Ну, чего ты боишься? — проговорила я, протягивая руку, стараясь говорить мягко, успокаивающе. — Я тебя не обижу.

Ворон немного помедлил, словно взвешивая все за и против, а потом клюнул меня в палец, словно предупреждая, чтобы я не подходила ближе, показывая, что он еще может постоять за себя. Но я не отступила. Осторожно взяв птицу на руки, почувствовала, как сильно бьется ее маленькое испуганное сердце. Крыло действительно было сломано, и я почувствовала, как по моей руке скользнула теплая капля крови.

— Ничего, мы это исправим, — пообещала я ворону, глядя ему прямо в глаза. — Сейчас я отнесу тебя в дом, и мы что-нибудь придумаем.

Я понесла птицу в дом, чувствуя, как ее тепло согревает мои руки, как ее боль отзывается во мне. Внутри дома было по-прежнему мрачно и неуютно, но теперь здесь было уже не так одиноко. У меня появился новый жилец, товарищ по несчастью. И почему-то мне казалось, что с появлением этого ворона в моей жизни что-то изменится. Может быть, он и есть тот самый призрак, о котором говорили местные жители? Только вместо того, чтобы пугать, он принесет мне удачу или станет моим проводником в этом странном забытом месте. Или, по крайней мере, составит компанию в этом мрачном доме.

Я бережно опустила ворона на стол, стараясь не причинить ему лишней боли. Птица, казалось, понимала это, потому что не сопротивлялась, лишь мелко, судорожно вздрагивала всем телом, когда я прикасалась к сломанному крылу. Черные, блестящие, как полированный оникс, глаза неотрывно следили за мной, в их глубине плескалась мутная смесь страха, отчаяния и… доверия. Какой-то невероятный, почти человеческий взгляд, словно в этой птице заточен дух древнего мага.

— Тише, тише, мой хороший, — шептала я, успокаивая скорее себя, чем его. Мой голос дрожал, выдавая мое собственное волнение. — Сейчас все будет хорошо. Просто немного потерпи. Я постараюсь помочь.

Торопливо, почти лихорадочно я развязала свою походную сумку, что занесла сразу в дом и оставила на столе. Леди осталась же стоять у покосившейся коновязи, терпеливо пофыркивая и перебирая копытами, словно ощущала мою тревогу. Хорошо, что, повинуясь предчувствию, я догадалась захватить с собой самое необходимое. Из сумки, пахнущей травами и немного кожей, я извлекла чистую льняную тряпицу, старенькие ножницы с посеребренными ручками и несколько ровных гладких палочек, найденных в зачарованном лесу по пути сюда. Из палочек сделаю что-то вроде примитивной шины. Я даже не понимала тогда, зачем я эти веточки в сумку кинула, но вот, оказывается, все не просто так. Я никогда раньше не занималась лечением птиц, мои навыки были самыми элементарными, на уровне школьных уроков ОБЖ, но они навсегда въелись в память.

Разрезав тряпицу на ровные полоски, я аккуратно, почти благоговейно, промыла рану на крыле чистой родниковой водой из фляги, привезенной с собой. Ворон вздрогнул всем телом, его перья взъерошились, и он издал тихий болезненный писк.

— Прости, прости, — снова прошептала я, чувствуя, как сжимается мое сердце от жалости и сострадания. — Это чтобы не было заражения. Чтобы всякая зараза не пристала. Ты ведь не хочешь, чтобы твое крылышко совсем перестало летать, чтобы ты не мог больше парить в небесах?

Зафиксировав сломанное крыло в правильном положении с помощью палочек, я начала обматывать его тряпичными полосками, стараясь не затягивать слишком туго, чтобы не причинить еще больше боли. Ворон терпеливо сносил мои неумелые манипуляции, лишь изредка поглядывая на меня. Его осмысленный, пронзительный взгляд просто поражал меня до глубины души. Словно он понимал каждое мое движение, чувствовал мои намерения и принимал мою помощь, как дар свыше.

— Вот и все, — сказала я, выдыхая с облегчением, закончив перевязку. — Теперь тебе нужно немного отдохнуть. Не дергайся и старайся не двигать крылом, дай ему срастись.

Я отступила на шаг, оглядывая птицу. Ворон лежал на столе неподвижно, устремив на меня свои черные, как оникс, глаза, словно он читал мои мысли, видел мою душу насквозь. Казалось, он прислушивается к каждому моему слову, впитывает каждое мое движение.

— Ты умный, — пробормотала