Французский полтергейст - Василий Анатольевич Криптонов

педагогичным — столь неформально общаться с ученицей, которой потом придётся ставить двойки и читать в её блестящих влажным блеском глазах безмолвное обвинение в предательстве. Сказать не успел ни слова, Танька меня опередила.

— Ещё чего! — выдала она чуть ли не басом. — Он уже меня пригласил.

Схватила и поволокла на середину зала. Тут как раз и оркестр что-то грянул.

— Танюха, ты какого фикуса исполняешь? — спросил я, улучив момент.

Что именно мы танцуем, я не знал. Пытался как-то двигаться, сообразно своим представлениям о прекрасном и с учётом орбит вращающихся повсюду пар, одновременно отвечая порывистым движениям Татьяны.

— Я не знаю! — пискнула та. — Я — запутавшаяся в себе глупая девушка! Это ты взрослый рассудительный мужчина, ты и думай!

— Ты своего, можно сказать, единственного друга зачем-то втягиваешь в ваш сомнительный любовный многогранник.

— Мы же родственники!

— Я тебя умоляю! У вас, аристократов, даже на двоюродных жениться не воспрещается, а мы с тобой вообще седьмая вода на киселе. Для пересудов хватит. Серебряков на меня смотрит нехорошим взглядом. А мне это не нравится, я успел его полюбить. К тому же мы с ним вместе участвуем в восхитительной по размаху авантюре. И впереди у нас, может быть, ещё множество приключений. Если он меня теперь бросит, где я найду второго ментального мага для опытов?

— Найду я тебе ментального мага.

— И это всё, что ты можешь сказать по озвученным вопросам?

— Фр!

— Сама такая.

По окончании танца я подошёл к Серебрякову и сказал:

— Варианта у вас два. Либо прямо сейчас делаете предложение и получаете какой-никакой ответ, либо ждёте, пока у Татьяны в голове всё как-то успокоится, и она примет осознанное взвешенное решение. Лет через пять.

— Она сказала мне, что устала.

— Уверяю, мне она сказала то же самое. Полагаю, это была чистейшая правда. Ситуация самым нелепым образом накалилась до предела, я ощущаю возможность взрыва. Вы можете либо возглавить эту реакцию, либо стать её жертвой.

— Это я уже прекрасно понимаю и сам, Александр Николаевич.

— Ну так действуйте же, во имя нашей с вами дружбы!

У Вадима Игоревича сверкнули глаза, и он куда-то исчез. Танька пустилась исполнять какую-то мазурку с Аляльевым. Где-то в стороне в предынфарктном состоянии маялся Фёдор Игнатьевич, одной рукой держась за сердце, а другой — за голову.

— Александр Николаевич, — призвала меня образовавшаяся рядом Кунгурцеваа, — с вами желают познакомиться.

— Да-да? — повернулся я, симулируя интерес.

Парню, желающему знакомства, было года двадцать три, и смотрел он на меня как-то вызывающе.

— Бекетов, Лаврентий Михайлович, — представила Кунгурцева. — Был нашим студентом, но в прошлом году перевёлся в другую академию. Интересуется вашим предметом. Лаврентий Михайлович, это — Александр Николаевич Соровский.

— Очень приятно.

— Взаимно рад знакомству.

— Я вас оставлю, у вас, верно, будет учёный разговор.

Анна Савельевна удалилась. А Бекетов продолжил на меня смотреть, будто пытался решить, стоит ли вообще начинать разговор.

— Интересуетесь магией мельчайших частиц? — предположил я.

— Можно и так сказать.

— Полагаю, можно сказать как-то иначе?

Тут музыка смолкла и послышался голос Серебрякова.

— Татьяна Фёдоровна!

Он стоял перед окаменевшей Танькой на одном колене и протягивал характерную коробочку с кольцом.

— Татьяна Фёдоровна, без лишних слов… Я склонен полагать, что люблю вас и предлагаю руку и сердце. В вашей власти либо принять их, либо отвергнуть, но откладывать дольше это объяснение я уже не считаю возможным. Итак, возлюбленная моя госпожа Соровская, окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Глава 35

Эзотерическое отверстие

Яма углублялась медленно, однако неотвратимо. Я уже основательно вспотел и тяжело дышал, но работа была далека от завершения.

Единственным источником света в ночном лесу служил костер из мокрых веток. Я сложил его сам, сам и поджёг при помощи магии. Расту, прогрессирую. Рад за себя, да только всё это форменная ерунда, детский сад. Настоящая магия требует большего. Настоящей магии требуется ритуал. Именно поэтому лопата вонзается в твёрдую землю, которую никто никогда не тревожил железом, которую уже схватывает морозцем по ночам.

— Хозяин, мне неудобно.

— Ну, сядь удобнее. В сумке одеяло есть, постели, да ложись.

— Мне неудобно сидеть, когда ты работаешь!

— Вот оно что. Ну так встань, походи.

— Я бы могла сама выкопать эту яму. Я ведь твой фамильяр.

— Фамильяр служит по магической части.

— Это магическая яма!

— Я предпочитаю называть ее эзотерическим отверстием. «Магическая яма» — как-то пошловато звучит. Отверстие должно быть с меня ростом, пользоваться им я сам буду. Моё мнение: лучше я сам его и выкопаю.

— Разумно говоришь…

— К тому же ты — девушка. Какая тебе лопата? Это ж феминизм получается, а он не отвечает нашим высоким морально-нравственным стандартам. От феминизма, знаешь, один шаг до… Ух ты, сундук!

— Правда?

— Шутка.

— Кгхм!

— В третий раз попадаешься.

— Я доверчивая.

— Оставайся такой, ты прекрасна.

— Спасибо, хозяин.

Сказать по правде, лопату я зажал из шкурных соображений. Ноябрь уже в хвост и в гриву гнал со двора октябрь, ночи стояли холодные, и если бы я просто сидел у костра — непременно помер бы от холода. Лучше уж поработаю. А Диль — ей ничего, холода не чувствует. Дух, лишённый человеческой плоти.

Нет, она, конечно, на ощупь плотная, обладает верной консистенцией, твёрдостями и мягкостями во всех положенных местах. Но не плоть это, хоть ты тресни. Как-то оно называется, в книжке про призывы сущностей было — забыл напрочь. Пусть будет духоплоть.

Тут, наверное, уместно задаться вопросом: как это я из бального зала в доме Серебряковых в мгновение ока переместился в ночной лес и начал копать яму. Ответ прост: никак. Время течёт линейным и непрерывным образом, а хрономагия, как верно заметила возлюбленная моя Анна Савельевна Кунгурцева, была и остаётся мифом. Но в наших историях мы вольны управлять временем сами. Так, как нам угодно и удобно. Время служит нам и не смеет возражать. Поэтому я терзаю землю лопатой, углубляю и расширяю эзотерическое отверстие, а Диль сидит рядом, скрестив ноги, и смотрит на меня с грустью экскаватора, списанного на чермет.

Бал… Что такого, в сущности, произошло на балу? Да ровным счётом ничего интересного. Просто когда Серебряков выпалил своё громогласное предложение, и все обратились в слух, ожидая, что Татьяна произнесет свое окончательное и бесповоротное «может быть», единственный человек в зале как будто вовсе пропустил эту ситуацию мимо глаз, ушей и разума. Нет, этим человеком был не я. Я-то как раз весь обратился в глаза, уши и разум, потому что мне было очень интересно узнать, чем дело