Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

гадкого детёныша. Вместе со щупальцами проникал ветер, и от его свиста под куполом начался листопад, запоздавший на тысячи лет. Я бросилась помогать. Ползком, потом на полусогнутых, наконец прихрамывая на обе. Мы навалились на дверь вместе. Свистеть перестало. Детёныш остался без щупальца, но тотчас отрастил кончик на том же месте. Другие жорвелы непрерывно долбили зубами в купол. Лизали его, сосали, заплёвывали кислотой.

— Игледяные витражи, — прошептал Кайнорт, задыхаясь от усталости.

Дыхание зяблых жорвелов намораживало узоры на стекле, но купол не поддавался. Редкие осколки внутреннего слоя витражей срывались и падали в гущу мёртвого сада, отбивая фрукты от чёрных веток, но наружный витраж был титанически крепок. Температура под куполом была чуть ниже нуля. Почти жара для Зимары.

— Они так близко! — я съехала по дверному стеклу, села спиной к жорвелам и спрятала лицо в коленки. — Так близко!..

Кайнорт запустил дрожащую ладонь мне в волосы:

— Всё, им уже не пробраться. Жорвелам не разбить нохтский иглёд.

— Да нет же, я о детях! Кай, до них же рукой подать, если бы не циклон, — я вскочила опять и перекричала шум в голове: — А Деус… Кай, она отправилась их убивать! Йола приказал. И она где-то там, а мы… застряли…

На этих словах я почувствовала, что погружаюсь в обморок, испугалась — и очнулась носом в воротнике Кая, в кольце его рук, всё-таки не успев упасть. Ноги дрожали от бедра до кончиков пальцев. Бритц потрогал мой нос и пульс и зачем-то залез за шиворот.

— Ты потеряла много крови? Или что? Эмбер, почему ты такая холодная?

— Я активировала… капсулу диануклидов, когда напали жорвелы.

— Что активировала? — не понял Кайнорт.

— Эссенцию, которая бомбардирует митохондрии и выжимает максимум сил. Но процесс неуправляемый. Ещё этот диаблокатор… И вот я больше не диастимаг, — я коснулась витража, напряглась, но ледяные узоры с другой стороны остались невредимы. — Видишь? Ничего больше не могу. Диастиминов больше нет.

Не вышло даже разморозить фрукт на древней ветке. Кай забрал его у меня и выбросил.

— Но ведь так не бывает, кажется.

— Меня тоже так учили. Но бывает, бывает, магнум Джио всё потерял после этой инъекции. Я знаю, Кай, так не со всеми случается, — я опять прижала ладони к стеклу. — Доктор Изи сказал, есть вероятность… Но я ничего, ничего не могу.

— Ну и наплевать, — он убрал мою руку с витража и сунул себе за пазуху. — Перестань. Жила же ты девятнадцать лет не управляя водой, и ещё проживёшь. Погляди на меня — пятьсот лет собой не управляю, а ты из-за воды…

— Мне не силы жалко. Я не… не как слабак Джио, я просто… бесполезна здесь без диастимагии.

— У тебя озноб, надо шевелиться, чтобы поднять температуру.

Он потянул меня в заросли серого цветника. Листья осоки шуршали на моём лице. Но они были холодны, и Кай повёл меня в розарий, где бутоны едва доходили мне до груди. Они жались к нам, цеплялись древними шипами, чтобы согреться хоть капельку. Я едва передвигала ногами, но мысли просились наружу, распирали, исторгались, как из вулкана:

— А после урагана что? Жорвелы будут сторожить нас до скончания века.

— Признаться честно, у меня есть план, в который ни капельки не входит диастимагия аквадроу, но…

— Так и будут сидеть на куполе и ждать, ждать, пока мы не сдохнем от голода, — не помня себя, я вырвала руку из тёплой парки Бритца, забралась под стол с разбросанными розами, срезанными для древних букетов, и прижала коленки к ушам.

— Я говорю, план. Есть у меня, — отчётливо произносил Кай какие-то слова. — Но ты…

— Ты не можешь летать… Как, как мы спасём детей?

— … но ты не готова его выслушать.

— Что-что? — я вскинула на него замутнённый взгляд. — Ты сказал, план?

— Тебе показалось, — он сел на корточки и заглянул ко мне под стол, улыбаясь.

— А если выберемся — мне придётся стать киборгом, — забормотала я, вздрагивая от падающих стекляшек всякий раз, когда жорвелы били клыками в купол. — А потом роботом. А потом Пенелопа меня оцифрует… если захочешь.

Кайнорт протянул руку под стол и взял мои пальцы, и я поняла, что:

1. Я не чувствую их от напряжения.

2. Он ещё никогда не брал меня за руку. Это было восхитительно, и я уставилась на наши руки, как на что-то феноменальное.

— Послушай меня, любимая Эмбер. Кто бы ни прорывался теперь к сфинксу, ему всё равно придётся пережидать тот же самый ураган. Он штормит уже шесть часов, значит, Деус просто не могла успеть на кинежансе вперёд нас. А всего скорее, она ещё катит по пустыне. В худшем случае мы все доберёмся одновременно, а против нас с тобой у одной Деус нет шансов. Эмбер, сейчас тебе нужно прийти в себя.

— Не могу.

Он выцарапал меня из-под стола, мёртвую, как розы, и усадил на краешек. Белые и красные бутоны катались, стучали шипами и звенели. То, что мы творили потом, было так не вовремя, не к месту, но… боже мой, как нужно и правильно: распахнутые воротники, разорванные молнии на куртках, пальцы в волосах и под толстовками.

— Чувствую себя некромантом, — мурлыкал Кай за моим ухом, катая горячую бусину языком по моей шее. — Твоя кожа словно мята на вкус, приперченная пеплом и нестерпимо холодная. Мне нравится, но надо поднять температуру.

Тёмный огонь пробирался мне в кости. Кайнорт оставил мою шею и грудь тлеть на морозе не чувствуя больше холода, спустил мои брюки и встал на колени.

— Кай, на нас жеж-ж… жорвелы смотрят…

— Им всё равно, они размножаются почкованием, — донеслось почти из-под стола.

Никто в мире не знал, так ли это. Но я пробормотала: «Да, точно…», и два злодея продолжили оскорблять чудовищ в лучших чувствах жажды крови и голода. Столешница дрожала из-за меня, а я — из-за маленькой бусинки в горячем языке. Он не давал моим коленям свестись от конвульсий, и я умирала, рождалась и опять умирала в острой эйфории. Хрустнул и осыпался игледяной витраж. Жорвелы прилипли к стеклу над моим запрокинутым лицом, их щупальца распластались и шарили по куполу. В макабрическом сиянии тусклых стекляшек зимнего сада Кайнорт возвращал мне живую, нормальную меня. По-животному резко