Тучи сгущаются - Лориана Рава

Сон был легко объясним, плоти хотелось супружеских ласк, хоть и принял он решение этим своим желаниям не потакать, но от снов никуда не денешься, там воля слабеет. Ну а если ты не живёшь с женщиной, будь готов, что иногда в кровати будет мокро. Хотя это добрый знак -- значит, здоров, по крайней мере, относительно. Когда ты так болен, что с кровати едва встаёшь, то плотских ласк не хочется...

Доплыли они без происшествий. Мореходные качества Ворона оказались и в самом деле выше всяких похвал. Да и дорогу до городка Сан-Сальвасьон он знал как свои пять пальцев. Всякий тавантисуец хорошо знал историю возникновения этого городка. Когда в войне за освобождение наметился перелом и стало ясно, что вскоре удастся вернуть обратно все порты, Манко уже задумывался о будущем.

Он приказал своим людям, находившимся тайно в стане врага, вывести из строя как можно больше вражеских кораблей, пробив их днища. Некоторые отговаривали его от этого шага, уверенные, что это заставит испанцев драться более отчаянно, и в силу этого прольётся больше крови. На это Манко отвечал, что те более отчаянно будут драться между собой за места на кораблях, за то, чтобы вместо товарищей взять на борт побольше награбленных сокровищ. И оставят кузнецов, корабельных мастеров и прочих специалистов, которые будут очень нужны для восстановления разорённого войной народного хозяйства Тавантисуйю.

Конечно, при вступлении в города тавантисуйцы старались допустить как можно меньше бардака и кровопролития, самых отличившихся в предательствах судили и казнили по суду, но вообще инки были милостивы к пленным, в том числе, и из прагматических соображений -- после войны очень нужны рабочие руки, так что пленники без дела не останутся. Но те, кто с таким трудом убежал из Тавантисуйю (это были как испанцы, так и предатели из местных), были уверены, что бегут от верной погибели, при том, что корабли у них были не в лучшем состоянии, так что когда они доплыли до того места, которое назвали потом Сан-Сальвасьон (Святое спасение), им было за что благодарить христианского бога.

Впоследствии именно этот город сыграл большую роль в торговле с подданными Испанской Короны, как прямо, в качестве перевалочного пункта, так и косвенно, ведь когда европейцам требовался человек, знающий языки Тавантисуйю, его поначалу проще всего было найти именно здесь.

В легальные периоды торговля шла более активно, в нелегальные хирела, но никогда не замирала до конца. Так что, скорее всего, их бы при обнаружении приняли за подпольных торговцев. Конечно, за это тоже формально полагалась виселица как за пиратство, но тут есть шанс, что строгость законов будет скомпенсирована необязательностью их исполнения. Вот если бы действительно обнаружилось, что Инти это Инти... Но это было невозможно, даже если сами его люди о том не знают.

Да и не собирались они заходить в Сан-Сальвасьон, поместье Эстебана Лианаса было недалеко в окрестностях. Инти и решил высадиться так, чтобы узнать, где оно точно находится, а потом уже составлять боевые планы. Внешне всё должно было сойти за "нападение пиратов на прибрежную виллу", но, само собой разумеется, на вилле есть охрана. Инти надеялся поймать момент, чтобы они все были на пирушке, но всё-таки такая удача была маловероятной. А перво-наперво, надо будет связаться с Изабеллой.

Разумеется, то письмо, на которое они ориентировались, было отправлено не самой Изабеллой (её господин в город одну ни под каким соусом не отпустил бы), а неким отцом Педро, недавно поставленным здесь в качестве приходского священника. Именно он его передал людям в Сан-Сальвасьон, которые показались ему похожими на тавантисуйцев. Хотя католическая церковь была одной из самых враждебных Тавантисуйю организаций, тем не менее, в её рядах порой встречались и приличные люди, сочувствующие угнетённым и осуждавшие злодеяния магнатов. Видимо, таким человеком был и отец Педро. Как бы то ни было, связаться с Изабеллой можно было только через отца Педро, соваться в само имение было слишком рискованно.

Со священником ничего не стоило разговориться, назвавшись купцом и проявив желание узнать, что за люди живут в округе и какой товар их мог бы заинтересовать. Инти знал, что в глуши любое новое лицо вызывает интерес как источники новостей, а уж священник, не обременённый делами и заботами, всегда обрадуется случаю поговорить.

Отец Педро, сложно сказать по каким признакам, быстро определил, что перед ним язычник-тавантисуец. Впрочем, такой оборот Инти предвидел: как ни маскировались под христиан таватисуйцы, надевая европейские костюмы и безупречно говоря по-испански, всё равно их довольно часто опознавали по каким-то не особенно понятным признакам. Речь даже не шла о цвете кожи -- смуглокожие моряки и среди христиан возможны, что-то было такое в походке, в манерах... Но среди священников нередки люди проницательные, так что к такому проколу Инти был относительно готов. Ну а священник решил воспользоваться случаем и попытался обратить язычника в истинную веру, долго и терпеливо расписывая ему прелести Благой Вести.

В общем и целом отец Педро не обманул ожидания Инти. Священник был из "моралистов" -- таких людей, которых больше, чем беды людей, беспокоил их моральный облик. То, что Эстебан Лианас грабил своих крестьян по долговым распискам, которые он перекупил от предыдущего владельца, мало беспокоило отца Педро, но вот то, что он развращал крестьянских девочек, стараясь для разврата выбирать именно невинных -- это вызывало у отца Педро яростный гнев, и он призывал на голову все кары божьи, на которые у него хватало воображения. Что же, для дальнейшей работы он был бесперспективен, но для их разового дела сойдёт и такой союзник. Тем более что выбирать всё равно не приходится.

В разгар разговора Инти с отцом Педро, который происходил в доме последнего, в дверь вдруг постучали. На пороге оказалась девочка лет десяти, одетая в лохмотья. Увидев незнакомца, девочка посмотрела на него с испугом. Инти хорошо понимал смысл этого взгляда -- в христианских странах женщины с малых лет приучены видеть в каждом незнакомце возможного обидчика.

-- Это Консуэла, дочь Изабеллы, служанки Эстебана Лианаса, -- сказал отец Педро. -- Заходи, не бойся, этот чужестранец тебя не обидит.

Девочка робко зашла.

-- Втайне от её господина я учу девочку грамоте. Её мать грамотна, но только её господин запретил обучать грамоте свою дочь. Когда она ослушалась, её господин дошёл до такой жестокости,