Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

– Какая кошка? – удивилась я и запоздало вспомнила о подарке в золотой клетке, доставленном еще в два пополудни. – Ох… Надо срочно сказать Магде, чтобы она покормила животное и выпустила его из клетки… и, что ли, в сад вывела? Даже не знаю…

– Идите и разберитесь с кошкой, – все так же улыбаясь, предложил маркиз, глядя на меня поверх синих стеклышек очков. – А за слугами я присмотрю. На правах опекуна, жениха… и во имя спокойствия Аксонии.

– Дядя Рэйвен, вы сегодня мой спаситель, – я выдохнула с восхищением. – Не знаю, что делала бы без вас. Присмотрите здесь за слугами, а я вернусь, как только смогу!

– Можете рассчитывать на меня, драгоценная невеста, в этот нелегкий час, – с полной серьезностью кивнул он.

Знала бы я, что слова его окажутся пророческими – и «в этот нелегкий час» постаралась бы оказаться как можно дальше от своего собственного дома!

Гости начали прибывать еще в семь. Я с ужасом наблюдала из окна, как экипажи и автомобили наворачивают круги по площади, чтобы скоротать время до назначенного часа. Леди Вайтберри, по обыкновению также приехавшая слишком рано, воспользовалась привилегированным статусом подруги, дабы первой постучаться в двери особняка и разразиться потоком подобающих случаю поздравлений, заверений и восхищений. Затем по ее знаку двое слуг вынесли из автомобиля продолговатую коробку, в которой оказалось зеркало, отделанное перламутром и малахитом. В верхней части рамы были выложены жемчугом мои инициалы и загадочная надпись – «Pulchritudo Est Aeterna»

– Это на древнероманском, – пояснил робкий супруг блистательной Эмбер, отвечая на мой вопросительный взгляд. – Девиз какой-то богини из языческого пантеона. Означает «Красота вечна».

– Примите это как пожелание, Виржиния, – прочувствованно сказала Эмбер, часто моргая, будто она вот-вот готова была расплакаться. – Будьте всегда прекрасной, как богиня красоты… – она кинула быстрый взгляд на стоящего в двух шагах маркиза Рокпорта и шепотом продолжила, смешно округлив глаза: – И непременно найдите свою истинную любовь. Это так важно для любой женщины, будь она леди или последняя кухарка!

Маркиз подозрительно кашлянул.

Готова поклясться, что он слышал все до последнего слова.

– Благодарю за чудесный подарок, сэр Вайтберри, дорогая Эмбер, – растроганно произнесла я, пытаясь сгладить неловкость. – Но Романия определенно преследует меня сегодня. Это уже второе упоминание о ней за день.

– Да? – живо заинтересовалась леди Вайтберри. – А какое было первым?

– Я подарил своей драгоценной невесте небольшой дом в Серениссиме, надводном городе на севере Романии, – невозмутимо ответил дядя Рэйвен вместо меня.

Эмбер так и застыла со смешно приоткрытым ртом.

– Но это не самый удивительный подарок! – поспешила вмешаться я. – Мне подарили кошку. Черную, как уголь, от усов и до хвоста! И такой длинной, красивой, пушистой шерстью. И глаза у этой кошки – ярко-желтые.

Сэр Вайтберри удивленно покачал головой, а моя подруга только рассмеялась:

– Желтые, говорите? Тогда вы просто обязаны назвать ее «Эмбер» в мою честь, Виржиния! И не думайте отказываться, я ужасно обижусь.

На том мы и порешили.

Затем, почти одновременно, прибыли герцогиня Дагвортская и чета Клэймор, затем – Луи ла Рон, который преподнес мне еще не поступивший в продажу утренний номер газеты «Бромлинские сплетни» с небольшой, но очень лестной статьей, посвященной моей особе и кофейне «Старое гнездо». А потом гости начали прибывать так быстро, что мы с дядей Рэйвеном едва успевали встречать их. Впрочем, к половине девятого поток иссяк. Лишь когда все расселись за столом и начали светские беседы, а я смогла перевести дух. Благо с развлечением гостей неплохо справлялись мои друзья – Глэдис отвечала за многомудрые беседы о высоком искусстве, Эрвин Калле – за пикантно-богемные разговоры, ла Рон – за сплетни и политику, а Эмбер одной улыбкой могла смягчить любую неловкость.

Время словно бы не пролетало – а пролетало мимо; неосязаемое, шумное, веселое, быстрое, неостановимое…

После второй перемены блюд я наконец-то почувствовала себя спокойной и уверенной. Леди Абигейл, поначалу с неприязнью посматривавшая на старого маркиза Истрей, который зачастую позволял себе неприятные высказывания о ее муже, когда тот был жив, позабыла о великосветских дрязгах и даже соизволила завести беседу со старым врагом. Эрвин Калле, сидевший ближе к середине стола, уже откровенно зазывал гостей на свою новую выставку; многие, впрочем, только радовались такому повороту событий, так как слава художника год от года только росла.

Словом, воцарилось относительное равновесие… и именно в ту минуту, как я подумала, что самое трудное позади, Магда доложила, что принесли еще одну коробку.

– Пусть ее поставят к остальным подаркам, – я тихонько указала на стол, где были сложены многочисленные коробки, свертки и конверты. – И скажи Георгу, что горячего шоколада придется делать больше.

Магда послушно исполнила поручение. Через некоторое время служанка внесла небольшую черную коробку и поставила ее на стол. Пора было уже устраивать небольшой перерыв, а после него – кофейную перемену, но тут случилась странная вещь.

Кошка в золоченой клетке вдруг вздыбила шерсть и страшно зашипела, а затем рявкнула.

– Святые небеса! – охнула Абигейл и заморгала. Гости постепенно замолкали, один за другим. А кошка все шипела и шипела, выгибая спину и яростно топорща черную шерсть. Служанка потянулась было к клетке, чтобы убрать ее, но маркиз взмахнул рукой:

– Нет, погодите. Леди Виржиния, не подходите к коробке. А всех собравшихся попрошу оставаться пока на местах.

Подозвав служанку, маркиз что-то коротко приказал ей, а затем подошел к столу с подарками и осторожно приподнял загадочную черную коробку. Я с опозданием заметила, что она была перевязана траурными лентами и сглотнула.

«Странная форма для подарка на совершеннолетие», – пронеслось у меня в голове.

Дядя Рэйвен взвесил коробку на руке, тщательно придерживая крышку, а затем поднес к уху. Прислушался, закрыв глаза… и отвел коробку в сторону, как можно дальше от себя. Пожалуй, только я, знавшая маркиза очень хорошо, понимала сейчас, что он в шаге от того, чтобы швырнуть ее в сторону. Губы у него побелели, и, хотя на лице оставалось то же спокойное и уверенное выражение, бьющаяся на виске жилка выдавала всю степень волнения.

– Господа, прошу не беспокоиться, – улыбнулся он как словно бы смущенно и доброжелательно; но это