Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

что звезды – это драгоценные светоносные фиалы, что подвешивает к небесному куполу Ночной Возничий… С другой стороны, нехорошо было бы лукавить, утверждая, что астрономия меня совсем не интересует.

– Значит, немного интересует? – продолжала допытываться я. Грязная мостовая скользила под ногами, как маслом намазанная. Однако Крысолов шел уверенно и легко, умудряясь поддерживать и меня – как и полагается мистическому созданию. – А что еще?

– Многое, – уклончиво ответил он.

А меня охватило странное чувство.

Тогда, на балу, Крысолов казался волшебным духом, в ночь на Сошествие ненароком заглянувшим из мрачной сказки в наш скучный Бромли. Он говорил загадочно и туманно, оказывался рядом именно тогда, когда был нужен… Он спас мою жизнь, без малейших колебаний убив преступника.

А сейчас колдовской флер потихоньку рассеивался. За мистическим образом проступало нечто… человеческое?

– О чем вы задумались, леди?

Вопрос его застал меня врасплох, и я ответила невпопад, тоже вопросом:

– Кто вы на самом деле, сэр Крысолов?

Он замедлил шаг. Впереди, между домами, забрезжил свет – кто-то ждал нас с небольшим переносным фонарем на одну свечу.

– Тот, кто вас никогда не предаст. Больше вам пока знать не стоит, – пальцы Крысолова стиснули мою ладонь, по-человечески горячие и сильные. – Но однажды я расскажу вам все, что пожелаете. Клянусь.

Больше до самой площади мы не проронили ни слова.

У выхода с узкой улочки нас действительно ждали – высокий широкоплечий мужчина в измятом плаще и в шляпе, надвинутой на самое лицо. Едва увидев Крысолова, он погасил фонарь и взобрался на козлы самого обычного бромлинского кэба. Видимо, это и был обещанный «экипаж»… Не слишком роскошный, надо сказать.

Впрочем, внутри нашлось и теплое одеяло – весьма кстати, так как я сильно недооценила ночные холода в Бромли, – и фонарь – куда более яркий, чем у возницы… и огромный букет белых роз. Конечно, ничего удивительного по нашим временам; нынче цветы выращивают в оранжереях, и достать красивый букет зимою можно, пусть и за большие деньги…

Но пахли розы просто волшебно.

За полгода пользования автомобилем, я отвыкла от кэбов, запряженных лошадьми. Наверно, поэтому сейчас обыденная на первый взгляд поездка показалась мне романтичной. Поскрипывание рессор вместо ворчания двигателя; перезвон вплетенных в лошадиную гриву колокольчиков; запах цветов, окутывающий невесомым флером…

Не знаю, по наитию ли, с умыслом ли, но Крысолов выбрал самую долгую дорогу к площади Клоктауэр – по кромке Вест-хилл с его роскошными особняками, вдоль Парк-лейн, мимо Эйвонского Горба и старинного чернокаменного особняка – никконского посольства. Внизу, в бедных кварталах у реки, неровно, как остывающие угли, горели костры; со слов Лайзо я знала, что так греются бродяги, воры, гипси и попрошайки – обитатели бромлинского дна. Однако издалека эти огоньки казались волшебными бусинами, нанизанными на тонкую нить кромки реки. Иногда ветер приносил дымный запах и слабое эхо протяжных, надрывных песен, чей отзвук пробуждал в моей груди странное щемящее чувство. Надо мною словно довлел смутный образ – то ли воспоминание о горе столь долгом и неизбывном, что оно уже не причиняло боли, то ли прозрачная осенняя ночь без рассвета и надежды.

После всех волнений этого бесконечного дня я ощущала себя все более отстраненной от реальности, будто бы издали наблюдая за собственной жизнью. Такое ощущение порою возникало во сне… Чем дальше мы отъезжали от особняка, тем чаще возвращалась мысль о том, что я поступаю неразумно, но она меня ничуть не беспокоила – как дань былой рассудительности, не задевающая ни чувств, ни сознания. В одно мгновение я даже подумала: «Наверное, так и выглядит опьянение».

Только причиной было не вино, а усталость и отчаянное желание хоть ненадолго ускользнуть от условностей высшего света.

Наверное, если бы Крысолов позволил по отношению ко мне не то что неподобающее действие – да хоть одно слово, то я бы мигом стряхнула с себя пелену бездумного наслаждения бегством от себя же. Но он держался с редким тактом – так, словно читал мои мысли и желания, как открытую книгу. Мы почти все время молчали. Лицо Крысолова целиком закрывала блестящая металлическая маска, на которой была вытравлена едва заметная «улыбка» – дань шутовской традиции карнавала; казалось бы, через такую преграду не может просочиться ни одна эмоция, но я всей кожей ощущала взгляд, полный волнующего интереса, постоянно направленный на меня, и это еще больше будоражило душу.

– Почему вы прислали мне это приглашение? – не выдержала я наконец.

– Потому что я влюблен, – мне послышался смешок. – И хочу подарить вам весь мир, леди Метель. Но приходится начинать с малого… почему бы не начать с ночного Бромли и звездного неба над ним? К слову, о подарках. Вам понравилась кошка?

– Так это была ваша? – я невольно улыбнулась, вспомнив строптивого желтоглазого зверька, с довольным урчанием уплетавшего сырую говядину. – О, да! Понравилась. Я назвала ее Эмбер.

– Красиво, – кажется, он улыбался. – Думаю, ей понравилось. К слову, леди, мы уже подъезжаем к площади. Вы знаете, что ней ходит слава самого потустороннего места Бромли?

– Леди не пристало прислушиваться к сплетням, – я скромно опустила взгляд, а Крысолов рассмеялся:

– Что вы, это не сплетни. Это сказки. Историю о Чумной Катарине Шиллинг вы, наверно, знаете? О той, что раз в год появляется на площади в полночь, дабы возвести напраслину на родичей? – я кивнула. О Чумной Катарине по городу ходили причудливые слухи. Кажется, в первый раз о ней мне поведала Магда, а может, миссис Хат… Да и к тому же недавно «Озабоченная Общественность» упоминал о Катарине в своей статье. – Так вот, она не самый именитый гость площади Клоктауэр. Пятьсот лет назад здесь по приказу своей старшей сестры Анны были казнены принцессы Лия и Эстер. Говорят, что девочки до сих пор не могут простить предательство. Долгими зимними ночами они кружат по площади и зовут сестру: «Анна! Милая Анна, покажись!» – металлическая маска породила потустороннее эхо-вздох, и у меня руки похолодели – до того жутко это прозвучало, особенно на контрасте с полной неподвижностью Крысолова. – Зла мертвые принцессы никому не причиняют, но встреча с ними сулит несчастье и означает, что кто-то из ваших близких затаил ненависть… Еще по округе бродит дух Усердного Палача. Говорят, что когда-то он полез посмотреть, хорошо ли сделан узел на висельной веревке, да вдруг поскользнулся и попал прямо в петлю.