Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

вот: мы таким обычно не нужны. У людей, которые годами прикованы к постели, жизнь идёт не так, как у здоровых. Очень многое в ней меняется. И не остаётся почти ничего, кроме собственных мыслей. Люди многое передумать успевают, переосмыслить — такого, о чём, пока здоровы были, не вспоминали. Многое понять. И, когда время их приходит… — Мстислава покачала головой. — А тут ещё, ты говоришь, он и до того, как ходить перестал, человеком был хорошим?

— Ну, мне так показалось. Он и мне помочь пытался. И вместе со мной расстроился, что не получается. Причём, по-моему, больше за меня расстроился, чем за себя.

Мстислава покивала.

— Бывают такие люди. Редко, но бывают. Значит, не сам он себя держит. Со стороны кто-то. Или что-то.

— Это как?

— Ну, может кто-то его держать. Настолько сильно не хотеть, чтобы уходил, что своим желанием к себе приковать как будто. А если при этом ещё, случайно или нарочно, нужное заклинание произнести, то привязать призрака можно крепко. В основном так бывает, когда во цвете лет человек гибнет — а тот, кто в него или в неё влюблен, держит, не отпускает. Но это очень редкий случай. Для такого нужно, чтобы слишком многое совпало. Девяностолетний старик — всё ж не юная красавица. Да к тому же, чужой поводок, как бы ни крепка была любовь, недолговечен. За два месяца должен был истончиться.

— Угу. То есть, «кто-то» в нашем случае не канает. А «что-то» — это что?

— Обещание, — буркнула Мстислава. — Чаще всего оно держит. У тебя ведь был уже такой клиент?

— Был. Миша. Который пообещал уволиться в… короче, обещал. Но не успел.

— Вот. Похоже, и здесь так. Узнавай у старика, что он там мог наобещать.

Я вернулся к Михаилу Ивановичу.

Вопрос про обещание его внезапно обидел.

— Я понимаю, Тимур, что мы с тобой очень мало знакомы. Но уж будь добр, поверь: свои обещания я выполнял всегда! Ты можешь удостовериться в этом у любого человека, знавшего меня лично.

— Да я понимаю. И никого спрашивать не собираюсь, верю вам на слово. Просто ситуации бывают разные, и обещание обещанию тоже рознь. Одно дело, когда вы пообещали, например, долг вернуть до конца месяца. Понятное дело, что расшибётесь, но отдадите. А другое дело, когда пообещали дворнику башку оторвать за то, что газонокосилку запустил в шесть утра. В сердцах что-то сказали, или в шутку. Понимаете?

Михаил Иванович задумался. И вдруг охнул.

— Верочка…

— Что? — быстро спросил я.

— Верочка, внучка… Прибежит, бывало, из школы — и ко мне. Деда! Ты здесь? А я отвечаю — здесь, конечно, куда же я денусь? Я до свадьбы твоей доживу. Обещаешь, деда? Обещаю!

Михаил Иванович опустил голову.

— Н-да, — пробормотал я. — А Верочке сколько лет?

Вопрос был, в общем-то, дежурным. Сколько бы ни было, до замужества в любом случае — глаза вылупишь. Но Михаила Ивановича вопрос неожиданно поставил в тупик.

— Шесть? — неуверенно спросил он.

— Да вряд ли. — Я чуть не ляпнул: «я же её видел», но вовремя прикусил язык. Выкрутился: — Если, говорите, она из школы приходила, то точно больше шести.

— Из школы, — неуверенно повторил Михаил Иванович. Посмотрел на меня. — Наверное, из школы. На генерала Трошева, я за ней ходил иногда… Ох, дети так быстро растут!

Теперь удивился я.

— На генерала Трошева? Ваша внучка в школу на другой конец города ходит? А вы за ней туда — пешком?

Теперь Михаил Иванович посмотрел на меня с ещё большим сомнением. А я вдруг вспомнил, что Изольда говорила о деменции. И что соседка, стучавшая в дверь, назвала девочку как-то по-другому. Не Верой точно…

Офигеть. Призрак в маразме! В обычное время мне бы такого никто не поручил, тут всё же какая-никакая квалификация нужна. Однако сейчас у нас аврал, Изольда выбыла, и нужно буквально затыкать пробоину своим телом.

При этом возможности погулять в задумчивости по городу, осмыслить ситуацию, позаниматься медитацией на берегу Днепра особо нет. Вопросы нужно решать в потоке и в моменте. Пусть фигово, но решать.

Кое-как попрощавшись с дедом, который быстро выкинул из головы озадачивающий его парадокс и принялся вспоминать какую-то очень интересную историю, в которой локации и действующие лица сменялись со скоростью мысли, я направился к третьему клиенту.

По пути вызывал в памяти девчонку из квартиры, где жил дедушка, и пытался мысленно добавить ей хоть пару лет, вспоминал возраст согласия в разных странах… Потом, будто со стороны посмотрев на свои усилия, выдал себе мыслепинка.

Нет. Наверное, захожу не с той стороны. С девочкой надо поговорить, объяснить, что дедушка умер, что надо понять, простить и отпустить… Может, ей, как это сейчас «модно», вообще сказали, что дедушка в санаторий уехал и скоро вернётся. У нас же сейчас детей от всего оберегают лет до восемнадцати, чтобы потом на них разом обрушить все ужасы мироздания и сливать бешеные бабки на психологов с неврологами. Это не то что в наше время. Эх, помню, как мы с пьяным в дымину дедом в деревне свинью резали… Он орёт: «Держи эту тварь, я её сейчас урою!» — и с ножом на меня. Бабка в крик, соседка в обморок… Зато нормальным человеком вырос, вот.

Так, отставить ностальгию! Надо поговорить с девочкой. Хотя поговорить с девочкой парню моего возраста в наше время — это, опять-таки, статья и срок. Если ещё повезёт, и на месте не линчуют. В тюрьму меня, конечно, посадить несколько проблематично: я оттуда тупо уйду сквозь стены, мне ж работать надо, а не фигнёй страдать. Н-дя, ситуация…

Впрочем, есть лазейка.

Я остановился возле лифта, достал телефон. Ответила Ева после второго гудка.

— Соскучился?

— Угу, ночью во сне тебя видел. Ты танцевала на крыше поезда «Минск-Москва», пока он пролетал мимо Смоленска.

— Ой, да иди ты!

— Как на работе?

— Прикольно. Осваиваюсь. Тут, кстати, реально практика по мейк-апу и всякое…

— Ну, радостно, чё. Как с загрузкой у тебя?

— Такое… А чего хотел?

— Дело есть. На одну бусину.

Я коротенечко изложил суть вопроса. Ева внимательно выслушала и спросила:

— А почему я?

— Слушай, ну ты прикинь, как будет выглядеть, если я подойду поговорить с двенадцатилетней девчонкой.

Ева гыгыкнула, мол, шутку оценила.

— Ну ты же там не