Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

Хюбнер выше мастера на участке и не поднялся! — заносчиво объявил Дикушкин и уже более спокойно продолжил: — Там у них один Левенгаупт гений, да и тот в артефакторике, между нами, не силен. Но умен, черт нерусский, не отнимешь… Вы-то, надеюсь, на его лекции ходили?

— И на лекции ходил, и лично с ним занимался, и все мои дипломы он сам подписывал, — похвастал я.

— Ого! — Дикушкин явно удивился. — То-то я и смотрю, что в столь юных летах вы уже горазды такое придумывать! Что же, тем интереснее будет с вами работать…

Глава 19. Время страшных историй

— Ну, рассказывай, — устроившись поудобнее, предложил я.

— А что рассказывать-то? — не очень уверенно поинтересовалась Лида.

— Да все рассказывай, — я махнул рукой. — Я тебя уж больше пяти лет не видел и ничего о тебе не слышал. Как ты эти пять лет прожила, как тут оказалась…

Я уже говорил, кажется, что меня перевели в отдельную палату, чтобы я мог продолжить свои опыты по инкантированию штуцеров? Ну вот, перевели, да. А сегодня с утра у меня появилась Лида и приятно удивила известием, что теперь будет моей сиделкой.

— Большим человеком стали, Алексей Филиппович, — с улыбкой заметила она. — Прямо аж старшую сестру к вам определили.

— Ну так к большому-то человеку абы кого не пошлют? — вернул я ей шутку. — Так что и ты, смотрю, не просто так. Хотя… Из старших сестер обратно в сиделки, получается?

— Жалованье мне все равно оставили как у старшей, — Лида беззаботно махнула рукой. Да уж, даже не знаю, что должно такого случиться, чтобы вывести ее из привычного состояния жизнерадостной деловитости. — А вместо меня исполнять должность старшей сестры Дашу Родичеву поставили, ее в Васильев госпиталь хотят с повышением переводить, так что пусть пока поучится.

Потом пришел Дикушкин и до обеда мы с ним провозились с составлением окончательного варианта документации для превращения штуцеров в боевые артефакты. Первые несколько раз нам с ним предстояло руководить инкантацией штуцеров вместе, а затем заниматься этим делом Ивану Матвеевичу придется без меня, хотя я и попросил его в случае каких-либо затруднений обращаться ко мне в любое время, либо сюда, в госпиталь, либо на квартиру, адрес которой я ему тоже сообщил. Конечно, мое участие было бы уместнее, потому как я не только в артефакторике что-то понимаю, но и в том, как вот именно данными конкретными артефактами пользоваться, но… Пару раз я уже подмечал озабоченность, с которой штаб-лекарь Труханов меня осматривал, и моего быстрого возвращения в строй такая озабоченность явно не предвещала.

После ухода Дикушкина Лида покормила меня обедом. То есть ел-то я сам, а она обед принесла, причем и себе тоже. Вот и правильно, все лучше, чем на бегу перекусывать. За обедом я и поинтересовался, что у нее в жизни за эти пять с лишним лет происходило, и как она очутилась в Усть-Невском.

— Как вы в Германию уехали, я той же осенью прошла испытание и получила диплом сестры милосердия, — рассказывала Лида. — Рудольф Карлович помогли хорошее место найти в Головинской больнице, я там три года прослужила, на приданое заработала, — это она права, место и правда хорошее, лучшая общедоступная больница в Москве все-таки.

— А потом замуж вышла, — тут Лида как-то виновато улыбнулась, как будто признаваясь в чем-то нехорошем.

— Замуж? — удивился я. Что-то не сильно она сейчас походила на замужнюю женщину.

— Замуж, — подтвердила Лида, опустив глазки. Хм, что-то, похоже, не все ладно с этим ее замужеством…

— Только я и года с мужем не прожила, — что-то, отдаленно напоминавшее улыбку, на ее лице промелькнуло, но тут же и пропало. — То ли соломенная вдова теперь, то ли просто вдова, уж и сама не знаю…

— Прости, Лида, что-то я тебя не пойму, — я и правда не понимал. Натемнила она знатно…

— Ушел раз муж из дома, сказал, дела у него. И все, не видела я его больше.

— Дела? Какие дела? — удивился я.

— Да я и не знаю, — тяжко вздохнула Лида. — Так-то он у господина Эйнема, кондитера, приказчиком в лавке служил. Какие еще дела у Петруши быть могли, и ума-то не приложу.

Ага, мужа, значит, Петром звали. Звали? Хм, а с чего это я о нем в прошедшем времени подумал? Ну-ка, послушаю Лиду дальше…

— Я и к Борису Григорьевичу ходила, господину старшему губному приставу, — рассказывала Лида, — господин Шаболдин меня по вашим делам помнили, приняли по-доброму, сказали, будут искать со всем тщанием. Но так и не нашли. К отцу Маркелу тоже ходила, думала, может узнаю, жив хоть Петруша или уже нету его на свете…

— Не узнала, — догадался я.

— Не узнала, — согласилась Лида. — Батюшка сказали, там туман наведен, не могут они ничего увидеть. Обещали в Иосифо-Волоцкую обитель отписать, там монахи уж больно искусны в таких делах. Да вот не дождалась ответа, сюда поехала.

— А сама-то что думаешь? — спросил я. — Вы же год почти прожили, должна его чувствовать…

— Ох, Алексей Филиппович, — помрачнела Лида, — грех, наверное, так говорить, но чую я — нет уже моего Петруши… Хоть бы найти да похоронить по-христиански, и то хорошо было бы. Но подожду, что отцы-монахи скажут, уж им-то всяко виднее.

Я прислушался к себе и решил, что наверняка она права. Да, вот же не повезло…

— А там и нужда подступила, надо было снова на жизнь зарабатывать, — продолжала моя добрая сиделка. — Я опять Рудольфу Карловичу поклонилась, они мне помогли по домам за болезными ухаживать, а как война началась, подалась в Усть-Невский. Рудольф Карлович мне рекомендацию написали, с ней меня сюда сразу и приняли. Вот две седмицы уже, как его высокоблагородие Федор Антонович старшею сестрою поставили.

С Ванькой надо будет поговорить, пусть сестру поучит правильной речи. А то режет слух это множественное число применительно к важным с ее точки зрения людям. Слишком простонародно для дипломированной-то сестры милосердия, тем более старшей. Надеюсь, у него получится — по крайней мере, насчет большого человека, за которым аж старшая сестра смотрит, Лида же пошутить со мною смогла, так что не все тут безнадежно.

Кстати… Аглая вдовою была, Герта тоже, теперь вот Лида… Анька и Катя, правда, не были, но с той же Катей случай вообще тяжелый. А вот интересно — я сейчас Лиду в том же ряду вспомнил, что Аглаю и Герту. В ряду своих женщин, то есть. Это что — я уже готов считать ее своей? С одной-то стороны, как говорится, почему бы и