Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев

из пещеры, когда луна слепым пятном выделялась на светлеющем небосклоне, а звезды блекли, но еще проглядывали любопытными глазами-точками. Хизаши казалось, он не идет, а тащит свое неповоротливое, неуклюжее, такое невероятно слабое тело. Почти сразу он отстал от Кенты, пока тот помогал идти Ханабэ-сан. Женщина, придя в себя, не произнесла ни слова, что бы у нее ни спрашивали. Глаза ее утратили последний проблеск чувств, будто она умерла, но тело, не заметив этого, продолжало перебирать ногами, приближаясь к спящей – или затаившейся? – деревне.

Хизаши думал о том, что принесла с собой Ханабэ: о коробе размером с бенто, заметно меньше, чем предыдущий, но наполненный все тем же мерзким содержимым, и точно так же, как коробка из чащи леса близ горы Тэнсэй, источала грязные флюиды отравляющего проклятия. Кто же принес ее в пещеру? Когда? Зачем? Какую роль эта коробка сыграла в том, что случилось с Янаги и ее жителями?

А может, и жителями той, сгоревшей, деревни.

Хизаши задавал себе вопрос за вопросом, чтобы не отключиться, но не находил ответов. На самом деле его занимало совсем другое – Куматани Кента.

– Хизаши-кун, – позвал тот, бросив взгляд через плечо. – Это не Юдай там?

Они начали подъем к усадьбе. Но не прошли и десятка шагов, как увидели спускающегося им навстречу фусинца. Он шел медленно, и Хизаши быстрее других разглядел, почему – на руках юноша нес ребенка. Мертвого ребенка.

Ханабэ-сан не кричала и не плакала, казалось, эту боль она уже давно пережила, но то, как она качнулась вперед, оставив Кенту позади и застыв между ним и Юдаем, отпечаталось в памяти Хизаши надолго.

– Простите, – сказал Учида, и его кадык подозрительно дернулся. – Я не успел.

Чуть позже они узнают правду. Десятилетний Юки ушел играть и забрел высоко на гору. Что там с ним произошло, никто не знал, но поиски ничего не дали. Он вернулся сам через четыре дня. Ханабэ-сан сразу поняла, что это не Юки. Это больше не ее сын. С тех пор она прятала его, потому что он так велел. Он теперь мог многое – читать мысли, заглядывать в душу, он двигал предметы взглядом и предсказывал будущее. Однажды он приказал привести людей из деревни, сам назвал имена и обещал процветание – тем, кто бедствовал, и исцеление – тем, кто страдал. Так и случилось. Но Ханабэ заметила, что если кто-то избавлялся от хвори, заболевал другой, и если к кому-то шла удача и деньги, кто-то лишался последнего.

А потом Юки велел отвести его к горячему источнику и оставить там. Люди думали, он благословляет воду, но Ханабэ знала, что он прячет свое сокровище – жуткую коробку, с которой в тот день спустился с горы. Из-за нее, как ей думалось, Юки перестал быть собой. Когда вместо любви к сыну она начала испытывать страх, Ханабэ и сама не заметила. Просто, проснувшись однажды, поняла, что заперта в доме с мертвецом.

Он знал наперед каждый ее шаг и каждую мысль. Она была его стражем, его слугой, его служительницей. Дни наедине с ним причиняли невыносимые страдания материнской душе. Но что она могла сделать? Только ждать.

Кента заварил травы, которые помогли женщине уснуть, и вышел во двор. С уходом акумы дышалось легче, и тень от сада стала просто тенью, а амулеты, развешанные повсюду, они вместе убрали и сожгли. Их принес заезжий гадатель, пообещал, что они отгонят зло, но Хизаши видел их перед тем, как огонь уничтожил бумагу. Иероглифы написаны в своем обратном значении – они притягивали зло в усадьбу и делали акуму в теле мертвого Юки сильнее. И едва ли это была ошибка шарлатана в старомодном сокутай[130].

– Учида…

– Я отправил его спать, – ответил Кента не невысказанный вопрос.

Хизаши сел рядом на порожек господского дома. Когда Учида спустился к ним с худеньким тельцем на руках, его глаза блестели, и этот опустошенный и вместе с тем полный чувств взгляд показал Хизаши другого Учиду Юдая. Того, кто понимает цену чужим жизням, даже никак с ним не связанным.

– Он сказал, что не смог спасти Фудо, – произнес Кента тихо.

– Кто это? – не сразу понял Хизаши. – А, слуга, с которым он путешествовал?

– Он ведь ни разу не дал понять, что переживает его смерть. Но даже у фусинцев есть сердце.

Они посидели немного молча, глядя, как светлеет небо над усадьбой, пропадают звезды и луна истаивает в еле различимое белесое пятно. Скоро рассвет.

– И все-таки, что это за коробка? – спросил вдруг Кента сонно. – Мы встречаем такую второй раз, едва ли это случайность.

Хизаши поморщился.

– Не случайность. Но случайность то, что ее выкопали и спустили с горы ближе к деревне. Из-за нее, должно быть, уже погибли люди, и из ее темных испарений родился акума. Ему повезло захватить тело умирающего мальчика. В нем он спустился в Янаги и смог построить целый культ, для которого он был божеством.

– Ложным, – поправил Кента. – Мне не по себе от того, что люди могли поверить в… это.

– А знаешь, что самое забавное?

– Тут есть что-то забавное? – недовольно спросил Кента.

– То, что беременной женщиной, заблудившейся на горе и вышедшей в пещеру с онсэном, ведь была Ханабэ-сан. И она была беременна Юки. Она открыла для деревни источник, сделавший их знаменитыми, и она же, можно сказать, поспособствовала тому, что он их и погубил.

– Но вода не была проклята.

– Нет. Люди становились пищей для акумы, потому что проходили мимо алтаря, под которым был спрятан короб с проклятием. А вода лишь впитывала переваренные остатки душ несчастных.

– Но все закончилось. Перед уходом мы все почистим. Да?

– Почистим, – согласился Хизаши с улыбкой. Кента уже клевал носом, а вскоре и вовсе задремал, уронив голову ему на плечо и по-детски округлив приоткрытые губы.

Все вокруг спали в последний час перед рассветом. Бедняга Куматани так вымотался, что даже не проснулся, когда Хизаши заносил его в дом и укладывал на футон. А у ворот уже ждала Увабами.

Посланница богов стояла на дороге и смотрела на покрытую кленами вершину горы. Хизаши больше не испытывал гнева, поэтому просто встал рядом, чтобы полюбоваться рассветом.

– Значит, это все и был твой ответ? – мягко спросила она, не повернув головы.

Хизаши же, напротив, отвернулся лицом к деревне, где за рекой уже поднималось солнце.

– Ветер сосну тревожит.

«Где же мой дом?». Там, где под землю

Уходят корни.

Увабами тихо рассмеялась, шагнула вперед и