Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев

этому существу перестанет хватать людей в деревне, он пойдет дальше, – тихо сказал Кента, больше самому себе. – Его жадные щупальца раскинутся от Акиямы до других селений, где живут ничего не подозревающие люди. Мы обязаны помешать. Это важно. Ты понимаешь?

Хизаши положил ладонь ему на плечо и несильно сжал.

– Достаточно того, что я понимаю, насколько это важно для тебя.

Они вошли в духоту онсэна, нашли то место, которое выбрали для обряда, и приступили немедля. Пар все сгущался, пытался забить горло, наполнить грудь так, что не вздохнешь, казалось, это не просто горячий воздух, уплотнившийся до состояния жидкой рисовой каши, а чьи-то тесные объятия стискивают ребра до хруста, заставляют давиться древними словами.

– Именами богов заклинаю, да будет изгнано зло… – Тихий шепот проникал в самые укромные уголки пещеры, волновал застывшую поверхность воды, и даже клубы тумана разлетались в ужасе, но Хизаши чувствовал, что этого мало. Их двоих не хватает. – …да очистится то, что было осквернено, именем Чинтаку Рейфудзин, священной звезды мекен…

Они повторяли заклинание раз за разом, ощущая, как внутренняя ки буквально утекает в песок, лишь ненадолго озаряя белым светом темноту под опущенными веками.

Хизаши перевел дух и тут ощутил обнимающие его руки, мягко устроившиеся на груди, и щекотное касание волос к щеке.

«Еще не поздно оставить тщетные усилия и попросить помощи, – услышал он в своей голове голос белой змеи, посланницы богов. – Ты тратишь так много и получаешь так мало. Разве это то, к чему ты стремился? Идем со мной. Я вместе с тобой предстану перед богами, и они простят тебя, я уверена. Надо только признать вину».

«Они послали тебя уговорить меня, точно ты какая-то сопливая девчонка на побегушках, – мысленно усмехнулся Хизаши, пока губы продолжали шевелиться, и слова заклинания ложились в ровную вязь. – А знаешь. Скажи им там, наверху, что лучше быть достойным смертным, чем дурным божеством».

Увабами оскорбленно фыркнула и напоследок толкнула его в спину, едва не сбив дыхание.

«Ну так и оставайся тогда доживать свой век!»

Мягкость прижавшегося сзади тела исчезла. Хизаши вернулся к чтению заклинания – это все, что они могли сейчас сделать, – и прислушивался к ощущениям. Казалось, они заняты бесполезной работой, ведь если дело не в месте и не в воде, а в одержимом, обряд очищения не поможет, однако Хизаши по-прежнему надеялся, что им не придется стараться долго.

И надежда оправдалась.

Хизаши замолчал, и следующие несколько строк Кента произнес в одиночестве. Его голос прозвучал в душном плену пещеры по-особенному беспомощно, он удивленно посмотрел на Хизаши и сразу все понял по его лицу. А может, по тому, как замерцали свечи и вдруг разом погасли почти все. Жар сделался нестерпимым, будто сама одежда на них горела. Хизаши вскочил и одним взмахом кисти раскрыл веер, готовый ко всему, а Куматани встал с ним плечом к плечу.

Не скрипнули старые петли, не потревожилась гладь воды, просто вдруг стало еще темнее и жар сильнее покалывал кожу. Хизаши искал колдовским глазом их врага и нашел – оно выглядело как сгорбленный тощий человечек с выгнутыми назад коленями. С шишкообразной головы свисали жидкие седые пряди, занавешивающие лицо, лишь виден круглый маленький рот, похожий на присоску миноги. У этого жуткого рта не было губ, но кожа вокруг уродливо краснела, как воспаленная рана.

– Так вот ты какой, трусливый жадный божок, высасывающий жизнь у собственных молящихся, – едко прокомментировал Хизаши. – Не пора ли спуститься с небес на землю?

Ёкай – а Хизаши определил собрата, пусть тот и изменился под влиянием темной энергии – молча надул щеки, круглый рот стал больше и принялся всасывать в себя сначала воздух и клубы горячего пара, а потом внутренняя ки Хизаши, циркулирующая в замкнутом цикле, внезапно развернулась и потекла обратно, а после и вовсе тонкой струйкой потянулась прямиком в красный рот-присоску.

Такого Хизаши стерпеть не мог!

Он рубящим движением веера оборвал процесс кормежки самозванного божества, и тот пошатнулся поначалу, его щеки сдулись и уныло обвисли двумя пустыми мешками, а потом он вдруг принялся расти. И рос, рос, рос, пока не пришлось пригнуться, чтобы не подпирать вытянутой головой свод пещеры. И тогда его круглый рот превратился в смердящую гнилью дыру, в которую потянулась не только их ки, но и сама жизненная сила!

Хизаши увидел то, что было от него прежде скрыто. Если когда-то это существо и было простым, не слишком-то сильным ёкаем, может, даже тем самым распространяющим болезни хёсубэ, но поселившееся в нем зло превратило его в акуму. Да вот только до полноценного демона оставался буквально шажок – поглощенная сила пары оммёдзи. Да нет, хватило бы и одного Хизаши. И тогда деревня Янаги станет ему мала.

Хизаши перехватил поток ки и обратил против акумы. Кента поддержал, метнулся к лежащему в стороне мечу, но вот обнажить не успел. Вскрикнул, схватился за живот, и Хизаши, обернувшись, увидел, как черная длинная нить свесилась с потолка и вошла ему в средоточие ки. Вмиг стало нечем дышать, вода в бассейне забурлила, распространяя омерзительные миазмы оставленных на солнце отходов. Такая же нить едва не вошла в Хизаши, и на ее кончике виднелся крохотный рот-присоска. Нити эти исходили из тела акумы, который скрючился у выхода, вновь став размером с человека, но темная осорэ разрасталась вокруг него плотным облаком.

Хизаши оказался между двух огней. Он не знал, что станет с Кентой, если просто перерубить нить, не знал, что случится, если сейчас навредить акуме. Но и долго размышлять не мог. Куматани обмяк, его кожа посерела и кое-где начала сморщиваться, как у старика. Глаза потеряли сочный зеленый цвет и стали водянистыми, подернутыми мутными бельмами.

Акума больше не пытался атаковать Хизаши, он понял, что для перерождения в демона ему достаточно высосать Кенту до самого донышка.

Куматани стремительно терял краски, под кожей заметно выступили острые углы костей, акума втягивал его быстро, грубо, торопясь завершить начатое. И тогда Хизаши направил все силы в один единственный удар. Черная пульсирующая нить оборвалась, и ее еще трепещущие, будто живые, концы истаяли, но слишком поздно. Жизнь не вернулась к дряхлеющему телу Кенты. Но и акуме пришлось не лучше. Он ощетинился целым ворохом черных жадных нитей-волосков, вытянувшихся из каждой поры его сморщенного тела, и они раскрыли рты, готовые всасывать и переваривать все живое. Хизаши смотрел на него, и волна тошноты подкатывала к пережатому спазмом горлу. Смотрел и видел то, каким бы мог стать сам.

А ведь мог