Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

Более того, Афанасий всерьёз подумал над тем, как же отравить полковника.

— А я слышал, что в Преображенское набрали много юнцов и призывают стрельцов с городовыми людьми. Новые полки готовят. И за те деньги решено новым ружьём наделять воинов, — обычно молчавший, решил возразить Лев Кириллович.

Все с негодованием посмотрели в сторону младшего представителя рода Нарышкиных. Лев Кириллович атаку принял и глаз не отвернул. Хотя ранее прогибался под мнением большинства родичей.

На самом деле Лев Кириллович не особо был падок до денег. Он, даже не входящий в Боярскую думу, считал, что Нарышкины и без того получили многое. Думал он, что главной причиной стрелецкого бунта было не желание Хованского взять корону или поставить Софью править Россией. Дыма без огня не бывает, и многие стрельцы пошли на штурм Кремля, чтобы поквитаться с обнаглевшими Нарышкиными.

— А не хочешь ли ты, Лев, отправиться в Преображенское? — удивительно для болезненного человека быстро и резко сказал Кирилл Полиэктович.

Действительно, раз такие большие деньги были отправлены в Преображенское, то нужно как минимум проконтролировать, куда они пойдут. Да и вообще, через споры и борьбу в боярской Думе родственники царя, по сути, и забыли про своего главного родича, про Петра Алексеевича.

— Матушка царица, сестрица, а когда ты была в последний раз в Преображенском? Что видела там? По здорову ли племянник мой, Пётр Алексеевич? — спрашивал Афанасий Кириллович.

Мать с ужасом для себя вдруг поняла, что уже месяц не видела своего сына. Вот ровно месяц назад Пётр Алексеевич приезжал в Москву, чтобы быть на встрече с послом Речи Посполитой. Заодно Петр справил несколько обязательных для царя церемониалов. Например, отстоял службу в соборе Василия Блаженного и провёл совместный молебен с государем-патриархом.

А после Наталья Кирилловна и не видела сына. Все недосуг, спектаклю готовит.

— Послезавтра и отправлюсь проведать государя нашего, — решительно сказала царица.

Скоро совещание прервалось. Начинался обильный ужин. Столы ломились от различной еды, в том числе и почти экзотической. Особенно некоторым понравилась голландская селёдка. Причём понимали, что любая, или почти любая, рыба, даже речная, как стерлядь или осётр, гораздо вкуснее селёдки. Но блюдо это было словно бы глоток чего-то неизведанного.

И каждый, кто ел костлявую селёдку, с большим напряжением сил пытался услышать некие нотки особенного вкуса. Не получалось. Но это не значило, что следующий кусок изрядно пересоленной рыбы также не будет съеден.

— А вот сие есть патат. Голланды предпочитают его есть, — указывал Афанасий Кириллович на большое блюдо, на которое было навалено изрядное количество мелкого картофеля.

Картошку помыли, сколько-то варили, не доварили, но подали к столу. Наталья Кирилловна взяла маленькую картофелину, смело положила её в рот и начала хрустеть, при этом кривясь.

— Как же бедно живут голланды, что подобными снедями питаются, — сказала царица, но всё-таки прожёвывая и проглотив картошку.

А любитель экзотической еды, Афанасий Кириллович, тут же приказал убрать блюдо. И на место картошки была поставлена испанская курица, в Испании называемая индейкой. Вот это мясо пришлось по вкусу.

Только этот ужин, средства, потраченные на него, могли бы вооружить два десятка солдат нового строя с новым же вооружением и полностью экипированных. Но разве кто-то здесь задумывается об этом?

Глубоко за полночь Нарышкины стали разъезжаться. Вернее, все, кроме Афанасия Кирилловича, родичи отправились в Кремль. Большую часть времени и сам Афанасий жил в Кремле, но только лишь для того, чтобы подчёркивать свой особенный статус как родственника государя.

— Микулина! — выкрикнул изрядно захмелевший боярин Афанасий Кириллович Нарышкин.

Тут же на пороге показалась молоденькая девушка очень приятной наружности и с развитым телом не по годам. Вот ради неё Афанасий Кириллович и не уезжал никуда. Именно из-за этой девицы жена Афанасия Кирилловича так и не была в московской усадьбе своего мужа уже как больше месяца.

Впрочем, Нарышкин считал, что нечего достойной жене смотреть на различные скульптуры, да и вообще лезть в дела мужа.

— Звал меня, боярин? — спросила девица томным голоском, от которого у Афанасия Кирилловича побежали мурашки по телу.

— Сымай одежду свою! Ублажать меня станешь, — повелевал Афанасий Кириллович.

Если бы это было в первый раз, если бы Микулина уже не выплакала ведро слёз… А ещё, если бы священник, у которого исповедовалась девушка, не повелел смириться, то она непременно и сейчас бы залилась слезами и просила боярина не трогать её. Хотя подобное только больше возбудило боярина.

А так чего уж… Любый, сын конюха, Митрофан, уже назвал Микулину срамной девкой. И кто же такую возьмёт. А ещё… Завтра девица пойдёт к бабке, которая, по слухам, изводит дитя. Понесла она от Афанасия Кирилловича.

Микулина быстро разделась, подошла к столу и облокотилась. Что ж, ещё пару минут стыда — и она пойдёт спать.

Но сегодня было что-то другое. Не хватило боярину.

— Пойдёшь со мной в опочивальню и продолжишь, — пояснил Афанасий Кириллович, держа пояс на штанах.

В это время за дверями трапезной стоял тот самый сын конюха, Митрофан. Парень обливался слезами. Он всем сердцем любил Микулину, вот только теперь понимал, что у них нет общего будущего. Ну как можно брать девку, которая… Вот так… Митрофан даже и думать не желал о том, что у Микулины не было никаких шансов сопротивляться. Он ведь не во всём девушку винит, но и себя, что так и не решился ранее на какой-то поступок.

Недавно к Митрофану пришёл человек и предложил много денег, чтобы убить ненавистного Афанасия Кирилловича Нарышкина. Митрофан решился. Он задумал, что за такие большие деньги сможет сбежать с Микулиной. Да хоть бы и на Дон. С серебром и там жить можно.

Дверь резко распахнулась, Митрофану удалось забежать за угол, чтобы не быть обнаруженным. А потом, когда он увидел, что полностью нагую Микулину за руку ведёт Афанасий Кириллович в своё опочивальню, парень и вовсе потерял рассудок.

Он побрёл следом, даже не заботясь о том, что его кто-то может увидеть. А ведь это только видимость, что в боярском тереме нет никого. Все слуги спрятались, стараясь не показываться на глаза боярину.

Между тем, многие провожали взглядом голую девицу, несомненно осуждая её, но никак не хозяина. Видели и Митрофана, сопереживая парню, бывшему на хорошем счету у всех. Да и сын конюха вполне завидный жених. Афанасий Кириллович любил деньги, но и слугам платил исправно, тем более тем, кто отвечал за очень дорогих лошадей.

Боярин завёл Микулину в опочивальню, потребовал,