Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— Ну не знаю, — Фридхельм с сомнением посмотрел на меня. — По-моему, у Вильгельма на тебя другие планы.

— Так, с этого места стоп, — я чуть не поперхнулась крошками хлеба. — Что ещё он со мной сделает? Ты знаешь?

— Да что ты так перепугался? — попытался успокоить мою панику младший Винтер. — Наказание своё ты получил, так что он, скорее всего, будет муштровать, чтобы ты стал доблестным солдатом.

Последние слова он протянул с какой-то горькой иронией, и я подумала, что, скорее всего, это их камень преткновения — разница во взглядах на жизнь. А там попахивает и семейной драмой: один сын — молодец, уже добился званий и положения, другого же наверняка считали с его философией бесполезным балластом. Но мне на это как-то феерически похер, тут надо о себе подумать.

— Скажи, а что сделали с семьёй девушки, которая убежала к партизанам? — задала всё-таки мучивший меня вопрос. — Их же… Не расстреляли?

— Если бы расстреливали каждого, у кого кто-то из семьи воюет с нами, не хватило бы пуль, — серьёзно ответил Фридхельм. — Пока кого-то из этих крестьян не уличили в пособничестве врагу, их не тронут, — ну прямо камень с души, хотя я и знала, как круто поменяются убеждения немцев по мере затягивания военной петли.

— Так что, не скажешь, что приготовил для меня твой братец? — ну, чем чёрт не шутит, может и узнаю, к чему готовиться дурашке-Карлу.

Про курс молодого бойца оно понятно, но меня всё ещё смущали слова гауптамана насчёт креативного наказания. Прямо печёнкой чую какую-нибудь особую пакость.

— Скажу, если ты тоже кое-что мне скажешь, — хитро прищурился Фридхельм.

— Ну давай, — немного опешив, ответила я.

— Скажи честно, зачем ты здесь? — от неожиданности я едва не выдала себя, слава Богу мысленно, обматерив его по-русски. С чувством так, многоэтажной композицией.

— Э-э-э, не понимаю, о чём ты, — естественно, я пошла в глухую несознанку.

Сама же диву давалась, с чего он задавал подобные вопросы. Вроде как, ничем, опровергающим мою легенду, я себя не выдавала.

— Карл, — Винтер, чуть склонив голову, внимательно смотрел прямо мне в глаза, и я, при всей своей проницательности, не могла понять сейчас, какие цели он преследовал. — Ну неужели это то, чего ты действительно хотел? Ты же, вроде как, собирался учиться.

Я настолько ошалела от его слов, что даже не сразу отреагировала привычно резким ответом. Синеглазка смотрел без колючей подозрительности и, казалось, его больше волновало не то, что я тёмная лошадка и могу тут наворотить не пойми чего, а, выражаясь высокопарно, моя бессмертная душа. Мол, как так невинному мальчишке добровольно прийти на фронт и окунуться в реки крови и море грязи? На какое-то мгновение мне даже показалось, что тогда ночью он меня спалил и прекрасно знал, что мой горячий патриотизм — полная профанация.

— Мало ли, кто чего там собирался, — хмуро выдавила я в ответ. — Война не спрашивает, чего мы хотим или не хотим.

И снова мягко-укоряющий взгляд из-под светлой чёлки, призывающий довериться. Ну здравствуйте, ещё я нацисту не изливала душу. Фридхельм, так и не дождавшись моих дальнейших откровений, кивнул на злосчастное куриное крыло:

— Чего не ешь?

Жрать-то — не спорю — хотелось, но взыграло ослиное упрямство. Ничего мне от вас, поганцев не надо. Не сахарная, ещё денёк-другой поголодаю. Глядишь, знаменитые щёки меньше станут.

— Сам ешь, вон на трупака ходячего похож, — грубовато ответила, протягивая курозапчасть назад.

— Карл, не будь ребёнком, — ой, кто бы говорил, самому, наверное, едва восемнадцать стукнуло. Я по сравнению с такой цветущей юностью вообще древнее ископаемое. И нечего тут смотреть щенячьими глазками, меня этим не возьмёшь. — Это глупо, слышишь? Тебя Вильгельм так гонять начнёт, хочешь стать мишенью для насмешек Шнайдера? А вот тут я уже задумалась. Прав, пожалуй, наш ботан. Вспомнив, упомянутого долбоящера, меня прямо передёрнуло. Ладно, схомячу я это чёртово крыло. Слабину немного оправдывало, что Фридхельма я не воспринимала всерьёз как врага. От того же Шнайдера я бы не взяла даже бутер с чёрной икрой.

А на сытый желудок вроде и мысли повеселее. Ну действительно, что мне сделает старший Винтер? По сравнению с тем же Гитлером, он, вроде бы, человек скудной фантазии и унылого темперамента. Скорее всего, уже остыл. Так, повоспитывает чутка и снова растает от няши Карла.

* * *

Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес…

Что за дичь я несу? Ору во всё горло грёбаный гимн Германии, который мне пришлось заучить, как Отче наш. Проклятый Винтер отдал меня на растерзание этому, как его, ну кто там у них вместо наших прапорщиков? Во, вспомнила, фельдфебель. Даже выучила, как зовут сурового дядьку — Кребс. Может, конечно, и не дядьку — ему, скорее всего, не больше тридцатника. Но то, как рьяно он взялся меня гонять с постоянно зверским выражением на морде, делало его на добрый десяток лет постарше. Моё утро после торопливого умывания в ледяной воде и такого же торопливого завтрака начиналось с изматывающей пробежки с винтовкой наперевес, причём в любую погоду. Затем подтягивания на, мать его, турнике, подъём пресса. Ничего не забыла? Ах, ну да, самое «сладкое» — отжимания. Всё то, чего я благополучно избегала в прежней жизни. Сволочной немец не давал ни малейшей поблажки, я сбивалась со счёта, пока дрожащими руками на автомате выполняла требуемые команды, но и это ещё не предел. Оказывается есть такая дрянь, как строевая подготовка. Кребс,