Каюр - Андрей Алексеевич Панченко

Так я простоял минут десять, не меньше, пальцы на руках, которые были без перчаток я уже почти не чувствовал от мороза, моя щека была прижата к холодному прикладу, из глаз текли слёзы. Неприятности особенно доставлял правый глаз, которым я почти не моргая смотрел на белую пелену, выискивая хищника. Всё сливалось, солнечный свет, отраженный от снега и льда слепил глаза, и я прекрасно понимал, к чему это воздействие ультрафиолета может привести. У меня начинались первые симптомы снежной слепоты. Если ничего не предпринять, всё будет только хуже, так можно вообще зрение потерять! При этом собаки, хоть и продолжали лаять, но уже как-то без азарта, более спокойно что ли.

— Надо валить! — Наконец принял я решения, опуская ружьё. Если за десять минут медведь не напал, есть вероятность, что он уже попросту сбежал.

Подобрав непослушными руками патроны и наскоро засунув их в сумку вместе с горстями снега, я развернул собачью упряжку влево, в противоположную сторону от того места куда ушёл медведь, и погнал её как можно быстрее. Сейчас трещины в леднике меня страшили гораздо меньше, чем встреча с проклятым умкой. Да чего там говорить-то, я был даже благодарен этому изрезанному провалами леднику за то, что он не позволил нам выкатиться прямо в пасть и когти хищника! Наскоро соорудив глухую повязку на правый глаз, почти ничего не видя, я снова доверился собакам.

Плутал я ещё часа полтора, прежде чем до меня наконец не дошло, что направление я выбрал не правильное. Та глубокая трещина, в которую я уперся, никак не хотела заканчиваться. Более того, чем ближе мы приближались к кромке берега, тем больше у неё становилось ответвлений, которые приходилось объезжать, рискуя пропустить занесенный снегом участок и свалиться. Мне даже пришлось вытаскивать из такого провала двух передних собак, под которыми провалился наст. Благо ехали мы не быстро, а собаки не выскользнули из упряжи, повиснув на основном поводе. Выхода не было, я заблудился, и почти плача от бессилия, я снова повернул упряжку, направив её обратно по своим следам. Мой ночной кошмар продолжался, я возвращался к месту встречи с медведем. Я был измотан до предела.

Усталость пробирала меня до кишок, до горла, доводила до изнеможения, подавляла все мысли. У меня ломит поясницу, тупая боль накатывает волнами от лодыжек к голове. Колени дрожат, в желудке — спазмы, в груди, давит, ломит плечи и шею, на которых весит ставшее почти неподъёмным ружьё. От непривычки хождения на лыжах, ноги забиты так, что кажется, что я сегодня только и делал, что приседал со стокилограммовым мешком на плечах. Я парень не слабый, всегда занимался спортом, но так я не выкладывался ни на одной тренировке! От усталости даже страх притупился. Сколько я уже брожу по туману? Долго! Я думаю, что прошло не меньше трёх часов, как на ледник опустилась эта напасть.

Усталость, слезящиеся глаза и боль в мышцах и сыграли главную роль в окончании этой истории. Я почти не заметил, как собаки стали сильнее тянуть сани, возбужденно и азартно подлаивая, я попросту не обратил на это внимание, а когда они резко остановились, я не успел воткнуть в снег жердь, которую использовал на нартах в качестве тормоза. Благо ехали мы не быстро, и собаки прыснув в сторону не попали под нарты, которые проехав по инерции совсем не много, воткнулись то ли в сугроб, то ли в торос на льду. Удар был не сильный, и даже какой-то мягкий. Я снова грохнулся на снег, не удержавшись на ногах, а когда я попытался встать, то опёрся на что-то мягкое, теплое и волосатое. Собака что ли?

Это была не собака. Я опирался на шею белого медведя, который лежал без движения на спрессованном снегу ледника, а под ним была красная, огромная, но уже почти замёрзшая лужа крови. Собаки как раз сейчас и собрались возле этого зловещего мороженого, жадно поедая окровавленный снег.

Заорав в ужасе, от чего собаки бросились в сторону подальше от своего безумного каюра, я прямо как был, на карачках рванул назад, но мои лыжи запутались в поводе саней, и я растянулся на одном месте, скользя руками по льду, не в силах скрыться от того кошмара, что лежал позади меня…

Медведь был мертв, но умер он совсем недавно. Он попросту истёк кровью, пока обходил препятствие на своём пути, в попытках добраться до своего обидчика. Моя пуля, выпущенная наугад, побила ему шею и разорвала артерию. Судя по всему, дробь до него даже не долетела, так как никаких ран кроме сквозного ранения в шею у него не было.

Успокоился после неожиданной встречи с давним знакомым я с большим трудом. Меня била истерика, я рыдал и причитал, жалуясь на свою судьбу прямо там, возле нарт, уткнувшихся в труп полярного гиганта, в упряжи которых запутались мои лыжи. Собаки больше не подходили к луже крови и медведю, опасливо на меня поглядывая. Мол чего ты хозяин? Ну подумаешь немного красненького пригубили, добыча твоя, никто же не спорит!

Мне полегчало. Вот реально, я буквально высказал в белый туман покрывающий ледник всё, что у меня наболело за эти два дня, и мне стало легче. Наступила какая-то апатия, меня резко отпустили все мрачные мысли, что крутились в моей голове. Всё это были мелочи, по сравнению с тем, что я жив! Пусть я в прошлом, пусть я почти на полюсе и мне придётся зимовать тут несколько месяцев в компании урода Соверса, но зато я жив! Теперь я знал, что я сделаю всё, что в моих силах, чтобы так оно и оставалось дальше! А для этого мне нужно будет сильно постараться. Я ничего не умею, хотя и много знаю в теории, этот небольшой поход, который продлился всего несколько часов, показал, что я ещё и слаб физически и морально. Я больше не хотел повторения того, что случилось сегодня…

Отдыхая, сидя на нартах, я смотрел на труп медведя и думал, что же мне делать дальше. Медведь был огромен, по моим прикидкам он весил не менее трёх-четырех сотен килограмм. Это была добыча, за которой и шли охотники, и теперь мне предстояло как-то дотащить её до лагеря.

Нужно было торопится, пока, туша не закоченела окончательно, и я, собрав остатки сил и свою волю в кулак, вынул