Старый, но крепкий 8 - Макс Крынов

Меня охватил мандраж от одной мысли о том, что мне предстоит без приглашения появиться на переговорах и предъявить ультиматум сразу обеим сторонам конфликта. Можно было и дальше сидеть в Циншуе, ничего не делая, а потом, когда конфликт бы перерос в еще более тяжкий, просто уйти с семьёй в Фейлянь, благо и принц приглашал. Но слова Линя меня убедили в том, что секта действительно может желать мира (хотя мое вмешательство любви мне от настоятеля и от Линя не добавит).

Вдобавок ко всему вечно бегать от проблем нельзя, иначе однажды меня вместе с семьей могут загнать к обрыву, откуда я уже не сбегу. Лучше уж положить конец войне, которую разворачивают секта и школа, чтобы люди не гибли и не убивали друг друга. И жить на этом месте дальше, развивая посадки духовных трав и превращая Циншуй в оплот свободной алхимии.

Глава 8

Кто будет слушать наглого подростка, по мнению мудрых взрослых, не прожившего и двух десятков лет?

Никто.

Станут ли слушать подростка, который скажет: «Я заложил рядом со школой и сектой такие же бомбы, как и рванувшая недавно в холмах, поэтому требую внимания»? Не знаю, в каком-нибудь сказочном мире боярки, у какого-нибудь КНЯЖИЧА РАКОВА это бы сработало. Лично я на месте Линя, Свен Дэя и их оппонентов из школы Небесного гнева после такой наглости разнообразил бы собрание пытками идиота, который бы сразу сознался, где находятся бомбы, а потом — умер. Возможно, в муках.

Поэтому закладкой бомб я не ограничился.

Обещанная Линем неделя на деле оказалась девятью днями. То ли мастер изначально слишком уж округлил дату, то ли собрание попросту перенесли. Не суть. Главное — лишнее время я потратил с пользой. Думал, что мне придется мчаться в Фейлянь в рекордные сроки, сообщать о происходящем в городе принцу, а потом — добираться обратно. Но так как у меня в запасе было еще два дня, я не сильно торопился.

Еще в Вейдаде я убедился, что могу удалять свои воспоминания так же, как я убираю части чужой памяти. Я собирался описать историю последних взаимоотношений секты и школы, а потом — стереть сделанное из своей памяти, и передать это письмо принцу.

Я сел в своей комнате за стол, на котором не было ничего, кроме чернильницы, пера и листа бумаги… А потом моргнул и обнаружил, что посреди стола лежит сложенный вчетверо бумажный лист.

— Но я не писал письмо. Я не помню этого, — попытался я убедить себя. — Я попросту не успел этого сделать. Я сел за стол и увидел на нем сложенную бумагу. Я не знаю, что в ней, но что мне мешает передать бумагу принцу?

Я добрался до столицы, навестил его высочество. Это было уже под вечер, и принц предложил мне поужинать вместе. Именно тогда, после шикарного ужина в большом зале с лепниной на потолке, я убедил себя, что происходящее «на благо секте», и передал принцу бумажный лист.

Клятва не сработала. Я не упал, задыхаясь. Теневая Ци внутри меня не взбунтовалась, как в прошлый раз.

Прочитав все, что было на листе, принц устало откинулся на спинку кресла.

— Я говорил им, чтобы остановились. Я приказывал — не просил, не уговаривал, приказывал — чтобы прекратили боевые действия, чтобы выдохнули, пересмотрели, посчитали последствия. Но каждый из них — и в школе, и в секте — будто ополоумел.

Его высочество встал, прошёлся к окну и выглянул наружу. Со своего места я видел, как свет луны падает на лицо принца, на устало опущенные уголки губ.

— Чили, вот скажи мне, почему некоторые люди так яро стремятся к смерти? — дребезжащим, каким-то взрослым, даже старческим голосом спросил принц. — Далеко в не первый раз люди игнорируют указы, подкрепленные королевской печатью. И каждый раз льется кровь, каждый раз мир лишается сильных людей, которые могли бы пахать землю или защищать ее от духовных зверей или екаев. Разве они не могут уяснить своим ущербным разумом, что идти против королевских указов подобно смерти? Сколько мне нужно выжечь сект, выполоть культов и закрыть школ, чтобы это изменилось?

Чили выглядел столь же печально. Он не ответил на слова принца — просто беспомощно пожал плечами.

— Готовь отряд гвардейцев, — тускло скомандовал принц. — Пусть выступят завтра утром. Пора напомнить периферии, кто здесь власть.

Это определенно шло вразрез с моими планами. Я прибыл сюда, чтобы принц разрешил проблему, на которую у меня не хватало ресурсов, а не убивал и тех и других.

— Ваше высочество… — начал я медленно. — Простите, но есть ли иной выход?

Принц медленно обернулся. Посмотрел на меня так, будто впервые за вечер осознал, что я всё ещё здесь.

— Ты правда думаешь, что у тебя есть право спорить со мной, Китт? — бросил он холодно.

— Я хочу спасти людей. Я пришёл сюда, потому что знал: один только ваш голос может остановить катастрофу. Вы — принц, вас услышат. Я не хочу, чтобы гибли ученики или мастера.

Принц смотрел на меня, слушал, что я говорю, но его лицо не менялось.

— Нет. Я уже предупреждал. Я уже писал указы, ставил печати, призывал к разуму — и ты видишь, что получилось. Меня проигнорировали. В чем смысл протягивать руку, пытаться достать человека из клоаки, когда в ответ летят стрелы?

— А может…

— КИТТ! — рявкнул наследник престола. Его лицо исказилось гневом. Принц шагнул ко мне и взвинченно сказал:

— Ты, кажется, не понимаешь, с кем беседуешь. Похоже, мы слишком долго общались с тобой на равных — ты забыл, что я не обычный человек! Я — будущий король. Мне не положено быть мягким, не положено умолять прекратить сражения. Я могу уничтожить город. Я могу опустить меч на шею практика, если он — изменник. Я могу лишить домов триста семей — ради спасения тридцати тысяч. И! Когда я говорю «нет», Китт, будь добр, послушай меня.

Молчание повисло между нами. Сейчас передо мной стоял Правитель. Я впервые понял, что принц, с которым я ел за одним столом, с которым общался и шутил — не тот человек, который может позволить себе добродушие.

Всё же я не мог молчать.

— Позвольте мне попытаться привести их