Леонид. Время исканий - Виктор Коллингвуд

— Доводы о великолепных перспективах — хорошая вещь для газетных статей, тогда как армии требуются надежные пушки, — последовал ответ. — Ваши ДРП, Михаил Николаевич, обладают низкой точностью, слабой бронепробиваемостью и требуют особых, крайне дорогих боеприпасов. Но главный вопрос в другом: где все остальное? Где дальнобойная корпусная артиллерия для взламывания обороны, где тяжелые гаубицы, где специализированные противотанковые и зенитные системы? В ваших планах их нет! Выходит, в будущей войне вы предлагаете нам встречать вражеские танки и самолеты экспериментальными самопалами?

В этот момент в разговор неожиданно вступил Ворошилов. Он с видимым удовольствием посмотрел на побледневшего Тухачевского и произнес:

— Вот это правильно сказано! Армии нужна простая и надежная пушка. Хорошая трехдюймовка да 107-миллиметровая — вот что решает бой. Верно, товарищ Сталин?

Сталин, до этого молча наблюдавший за схваткой, чуть заметно кивнул и, выпустив облако дыма, произнес с ноткой ностальгии:

— Да, Клим, помню. Под Царицыным пара хорошо поставленных батарей могла остановить цэлую дивизию. Главное — надежность.

Присутствующие многозначительно переглянулись. Этот короткий обмен воспоминаниями был очень плохим звоночком для Тухачевского. Он вдруг оказался в изоляции, за пределами круга «старых товарищей», вспоминающих настоящую войну.

— Кроме того, ваши безоткатные орудия, в силу своего принципа действия, расходуют в три, а то и в четыре раза больше пороха на выстрел, чем классическая артиллерия. Это колоссальный, чудовищный перерасход.

И я снова обратился прямо к Тухачевскому.

— Так может, Михаил Николаевич, вы теперь согласны, что нам жизненно необходим новый, дешевый дигликолевый порох? Или вы предлагаете тратить на ваши сомнительные эксперименты тройную цену народного зерна и импортного централита?

Не давая Тухачевскому опомниться и собрать мысли для ответа, я перенёс огонь на следующую цель.

— Не меньшее беспокойство, товарищи, вызывает и положение с бронетанковыми силами. Сегодня основу нашего танкового парка составляют легкие двухбашенные танки Т-26 и быстроходные БТ-2. Давайте разберем, что мы имеем на самом деле.

Взгляд мой скользнул по застывшим лицам, сидевшим за длинным столом. Да, тяжело вам сейчас придется!

— Танк Т-26 представляет собой, по сути, английский «Виккерс», перелицованный под наши заводы. В погоне за оригинальностью на него установили две башни, но вооружили каждую лишь пулеметом. Что получается в итоге? Целый танк, со всем расходом броневой стали, топлива и моторесурса, несет огневую мощь, едва превосходящую танкетку Т-27. Сама конструкция двух башен, требующая двух наводчиков, усложняет производство и управление в бою, при этом не добавляя никакой реальной боевой ценности. Вместо танка прорыва армия получает бронированную коробку с парой пулеметов «Дегтярев».

— Теперь о БТ-2. «Быстроходный танк». Эта машина создана на основе американской системы инженера Кристи, и ходовые качества у нее действительно впечатляющие. Но какой ценой? Эта скорость оплачена дороговизной, крайней ненадежностью и чудовищной пожароопасностью, ведь за тонкой, противопульной броней скрывается карбюраторный авиационный мотор, готовый вспыхнуть от любого попадания осколка, а экипаж в невыносимой тесноте задыхается от жары и пороховых газов. И стоит этот непонятный аппарат в разы дороже, чем Т-26. А между тем, трудно найти орудие, снаряд которого не может пробить его броню! Да что там — бронебойная пуля, и то его пробивает! Подобная техника не соответствует требованиям грядущей войны. Армии нужны сбалансированные, надежные машины с противоснарядной броней, оснащенные экономичным и безопасным дизельным двигателем. И самое главное — с пушкой, способной поражать и полевые укрепления, и вражеские танки.

Тут уже не выдержал и Ворошилов. Оглянувшись на оскорблено молчавшего Тухачевского, он бросился защищать свое ведомство:

— Товарищ Брежнев, вы что-то разошлись не на шутку! Мы только-только снабдили Красную Армию вполне современными танками, а вы….

— Танков у нас, можно сказать, нет. Танк с противопульной броней — ерунда!

Переведя дух, я продолжал:

— Вместо метаний и опасного увлечения единичными, зачастую тупиковыми проектами, необходимо срочно, решением Политбюро, создать Центральное артиллерийское конструкторское бюро, Центральное танковое конструкторское бюро и выработать единый, долгосрочный план развития авиации. Только так армия будет обеспечена надежным, современным оружием взамен набора сырых экспериментальных образцов.

Когда последние слова упали в мертвую тишину, доклад был окончен. В кабинете стало так тихо, словно из комнаты разом выкачали весь воздух. Никто не шевелился. Все взгляды, как по команде, были устремлены на одну фигуру.

Сталин молча прошелся вдоль стола. Единственным звуком в огромном кабинете стал скрип его сапог по паркету. Он медленно, ни на кого не глядя, расхаживал по ковру от стены к стене, от тени к свету, и в его мерном, тяжелом шаге было нечто гипнотическое и зловещее. Он остановился у стола, неторопливо достал потухшую трубку, набил ее свежим табаком. Чиркнула спичка, и оранжевый огонек на мгновение выхватил из полумрака его непроницаемое, испещренное оспой лицо. Сделав глубокую затяжку, он вновь продолжил свое хождение.

Его молчание длилось невыносимо долго, целую вечность, за которую каждый из присутствующих, должно быть, успел мысленно попрощаться со своей карьерой. Наконец, он остановился. Прямо напротив Тухачевского. Он не произнес ни слова. Он просто смотрел на него — долго, тяжело, в упор, и в этом желтоватом, немигающем взгляде было больше презрения и окончательного приговора, чем в любом самом гневном разносе. Тухачевский попытался выдержать этот взгляд, его лицо было бледным, как полотно, но через несколько секунд он не выдержал и чуть заметно опустил глаза.

Сталин отвернулся.

Он снова остановился, теперь уже у своего кресла, но садиться не стал. Его взгляд нашел меня.

— Значит, таварищ Брэжнев, — его голос прозвучал глухо и устало, — палучается, что наши ваенные тэарэтики играют в бирюльки, пака страна тратит паследние рэсурсы на создание оружия?

Вопрос был риторическим.

— Харашо, — он с силой выбил трубку о край пепельницы, и этот резкий, сухой стук прозвучал как выстрел. — Разбираться будэм. Но ашибки нада исправлять нэмэдленно.

Он снова посмотрел на меня, и его взгляд будто выражал тяжесть принятого окончательного решения.

— Ви, товарищ Брэжнев, должны отныне курировать все военные разработки. И быть в курсе всего военного планирования. Все новые проекты — танки, самолеты, пушки — будут проходить через ваш сэктор. И докладывать будете лично мне.

Он обвел взглядом застывшие за столом фигуры.

— Идите, товарищи. Работайте. А от вас, товарищ Брэжнев, Политбюро ожидает прэдложений по развитию нашей оборонной промышлэнности.

Покидая сталинский кабинет, я испытывал двойственные чувства. С одной стороны — несомненно, это победа. А вот с другой… С