Апостол Кармы - Максим Злобин

Одно микродвижение, — чуть-чуть приподнявшиеся уши, — и я понял, что Тамары на крючке. К диалогу присоединились деньги.

— Но сам Брюллов тупой мужлан, простите за мой французский, и ничего слаще морковки в жизни не пробовал. А потому совершенно не понимает, что за реликвия попала к нему в руки. Кислит ему, видите ли. Ох, — я покачал головой, дескать что за олух. — Срочной почтой я высылал Зинедину Фабьеновичу пробную бутылку и получил приказ любой ценой добыть всю партию. Получил от него деньги и…

И тут я замолчал. Наморщил подбородок, дескать сейчас разревусь, а потом с силой ударил себя по лбу.

— Дурак! — и ещё раз.

— Молодой человек, не нужно…

— Идиот! — и ещё.

— Молодой человек, на нас все смотрят…

— Вместо того, чтобы просто провести сделку, я решил поторговаться и заиграть разницу себе! Прошу, не презирайте меня за это! Я ведь просто человек! И у меня могут быть пороки! К тому же, в конце-то концов, ведь это именно я нашёл ферму Брюллова, вы понимаете⁈ Не кто-то другой, а я! И именно я заслужил надбавку!

— Пожалуйста, сбавьте тон.

— Простите…

Действительно, что-то я сильно вжился в образ, — не зря в Академии на драмкружок ходил. Кто бы мог подумать, что пригодится? А вот же:

— Это я сказал Юрию Ивановичу, что вино ни на что не годится. Думал таким образом снизить цену, но даже не ожидал что произойдёт дальше. Брюллов озлобился. Он погнал меня с фермы прочь, кричал и обзывался…

Краем глаза я заметил, что между Тамарами началось какое-то невербальное общение.

— … должно быть я был слишком резок в своей оценке? Перегнул палку в критике? Либо же у Юрия Ивановича было просто не то настроение.

— Настроение у него и впрямь сегодня было странное, — согласились барышни.

— Как бы там ни было, разговаривать со мной дальше он отказался наотрез. И всё бы ничего. Я мог бы упасть на колени перед Зинедином Фабьеновичем, извиниться и сказать, что у меня не получилось. Да, в таком случае я потерял бы работу, но… но…

— Но что?

— Часть денег я уже проиграл, — сказал я на выдохе, и тут уж вообще лицом в ладони упал.

— Ох…

— Речь о серьёзной сумме, — а вот заплакать не получилось. — Мне её ни за что не простят, понимаете? Я даже боюсь предположить, что сделают со мной люди Дембеле, если я не достану это чёртово вино, — тут я начал тараторить, потому как диалог и без того явно затянулся: — Дальше я узнал, что ваше ведомство изъяло всю партию на утилизацию, и вынужден был действовать, отсюда и срочность, прошу меня простить, надеюсь теперь-то вы понимаете, и только вы в силах спасти меня, только вы в силах помочь, я прошу вас, я умоляю, не губите, вы всё равно собираетесь уничтожить вино, но в этом ведь нет никакой необходимости, а мне всё равно кому платить, и я подумал, что возможно, ну а вдруг, я смогу…

— Мы вас услышали, молодой человек, — оборвала этот поток мыслей пухлая Тамара.

— Нам нужно посоветоваться наедине, — добавила сухая.

— Конечно-конечно, я всё понимаю.

Следующие десять минут я, — по инерции всё ещё в образе, — нервно расхаживал перед входом в кафе и ждал решения инспекторш. Подло ли я поступал? Возможно. Но не подло ли было вымогать деньги у Брюллова, зная всю эту внутрянку про его хобби? Да и потом, я ведь уже пообещал обойтись без посадок…

— Мы согласны, — Тамары вышли из кафе на улицу. — Вскоре с вами свяжется наш человек.

Логично. Сами они под пули не полезут. Продумают всё хорошенько, подготовятся и вот только тогда пойдут на сделку. Чужими руками, чтобы если вдруг что остаться чистыми. А мне оно надо? А мне оно, конечно же, не надо.

— Благодарю вас! — тут я аж в пояс поклонился. — Я подготовлю деньги к завтрашнему утру! Но сегодня… скажите, вы не могли бы отдать мне хотя бы какую-то часть товара? Чтобы я мог выслать Зинедину Фабьеновичу фотографию, мол, всё в порядке?

Тут я похлопал себя по карманам и достал пачку наличности. Пересчитал, брезгливо поморщился и сказал:

— Пятьдесят тысяч. Боюсь, тут только на одну бутылку…

И надо было видеть, как зажглись глаза сухой Тамары. И как пухлая пошатнулась, а затем чуть было не присела в урну. Калькуляция потрясла барышень до глубины души, и в своём воображении они уже покупали себе дома, машины, острова и пивные креветки сухой заморозки.

— Думаю, — сказала сухая Тамара. — Это мы сможем организовать…

Такси бизнес-класса, — без флага и мягких игрушек на торпеде, — понесло нас троих, таких жизнерадостных и весёлых, прямиком в один из корпусов городской администрации.

А там почти сразу же и случилась развязка. Тянуть дальше не было ни смысла, ни желания. Передав Тамарам деньги, я получил в руки бутылочку вина с фотографией улыбчивого дядь Юры на этикетке, а следом сразу же достал паспорт.

— Что ж, барышни, давайте знакомиться заново. Граф Сергей Романович Каринский, контора по борьбе с лихоимством и кумовством…

* * *

— Аый! — бродяга испугался зеркала, что случайно обнаружилось под грудой коробок, и в ужасе отскочил в сторону.

Вернулся. Ещё раз взглянул на себя. Заплакал. Что с ним стало? Где та идеальная лысина, которой он когда-то так гордился? Во что она превратилась? В клочковатый клоунский парик? В побитую молью меховую шапку?

— Какой ужас…

С некоторых пор бродяге принадлежало всё время мира. Он никуда не спешил, и потому решил устроить внеочередной сеанс жалости к себе. Прочувствовать всё это дело. Просмаковать. Вспомнить историю собственного падения и ещё разок обвинить в нём всех, кроме себя самого.

А звали бродягу Максимка. И конечно же, бродягой он был не всегда. Казалось, ещё совсем недавно он работал сетевым автором и писал книжки. Рассказывать что случилось потом, почему оно случилось и как этого можно было избежать — долго, бессмысленно и совершенно ненужно.

Ведь оно уже случилось, верно? Аудитория ушла, заработки исчезли, и на этой почве Максимка сорвался в глубокий тильт. Сперва начал пить, ну а дальше всё по классике: жена выгнала из дома, дочь при встрече на улице делает вид что не узнаёт, на почве перманентной алкогольной интоксикации проявились всевозможные болячки, и впереди теперь нет ничего. Тлен, мрак, забвение.

И чтобы хоть как-то поддерживать своё жалкое существование, отныне Максимка устраивал набеги на городскую свалку. Собирал цветмет,