"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 - Юлия Шахрай

– Если это лишь уловка, – сказал седой наставник самого князя Чхон Ёнгджу, держа в руках свиток времён его прадеда, – то её суть раскроется в зеркале памяти рода. Ни одно заклинание не в силах исказить истинное имя предка.

Они собрались вокруг мраморного стола в глубине зала. Лампы на масле отбрасывали мягкий свет, а на стенах колыхались тени драконов и фениксов, вырезанных на барельефах. Хранитель архива медленно развернул свиток. На пергаменте золотом было выведено:

“Чхон Гвань, князь пограничных земель, принесший клятву дому Императорскому…”

И тут же буквы начали дрожать. Чернила на их глазах будто ожили, извиваясь, словно черные змеи, и золотая вязь преобразилась. Теперь на свитке сияло иное:

“Чхон Гвань, родоначальник вассального рода Императора Андрея, заключивший обет верности при восхождении Его на путь Доу Ди…”

– Это… невозможно… – Выдохнул один из младших старейшин, отпрянув, словно от проклятия. Но изменения не остановились на достигнутом. Другие книги, спрятанные глубже, начали сами собой раскрывать страницы. Хроники браков переписывались. Дочери семьи Чхон, некогда выданные в союз с другими княжескими домами, теперь в записях значились “отданными в доверие дому Императора”. Древние договора о торговле солью и нефритом превращались в “договоры о дарении по воле Императора”. Каждая строчка переписывалась не рукой человека, а самой судьбой. В воздухе чувствовался запах озона, и от свитков поднимался едва заметный дымок, будто их обжигала невидимая печать Поднебесной.

– Это не магия. – Наконец произнёс сам Чхон Ёнгджу, и обычно ледяное лицо князя резко побелело. – Это сам мир меняет то, что мы считали истиной.

Вслед за этим у старших князей возникло ощущение странного давления – словно само Дао поставило на их груди тяжёлый знак. Их личные истинные имена, сокрытые глубоко в ядрах, дрогнули. И в этом дрожании они впервые ощутили, что новое имя Императора Андрея теперь было окончательно вплетено в их собственные линии судьбы.

Паника пробежала по залу. Некоторые младшие побежали к дверям, другие пытались схватить свитки и спрятать их, но страницы всё равно менялись в руках, пульсируя словно живое сердце.

После этого даже закостеневший в своих принципах дом Чхон понял, что сопротивление “Щиту имён” может быть не просто опасно… Оно было в принципе бессмысленно. Родовые хроники больше не принадлежали им. Они стали частью переписываемой ткани Поднебесной, в центре которой теперь стоял новый Император. А для старейшин дома Чхон это был удар не только по уму, но и по самому сердцу рода. Ведь когда первые строки хроник начали изменяться, они ещё пытались холодно думать:

“Это обман, хитроумная иллюзия, чужая печать, которую можно разрушить.”

Но как только тяжесть “Щита имён” коснулась их собственных истинных имён, все возможные объяснения банально рухнули в небытие.

Сейчас каждый старейшина рода Чхон, носивший в себе глубоко спрятанное родовое имя, почувствовал, будто в груди кто-то невидимый ударил в Божественный гонг. Их ядра дрогнули, отозвавшись на зов, которого они не ждали. В этом дрожании звучала чужая нота – имя Андрея. Она не подавляла, но вплеталась, словно новая нить в узор. И это было самое страшное. Чужое имя не разрушало их сущность, а становилось её частью, как будто оно всегда там было.

– Нет! Это невозможно! Моё имя… Моё имя принадлежит только дому Чхон… —Растерянно пытался твердить один из старейшин, но внутри он уже слышал, что его клятвы и тени предков отзываются не только на древнего рода-основателя, но и на того, кого мир назвал новым Императором.

Ведь представители рода Чхон всегда гордились своей независимостью. Их летописи хранили свидетельства, что ни один Император за последние тысячи лет не смог заставить дом Чхон склонить голову. Но теперь эта гордость трескалась, словно высохший фарфор. Внутри каждого старейшины возникало чувство оскорблённого достоинства, переплетённого с растущей обречённостью. Ведь не враг их принудил, а сам порядок мира переписал правила. Именно поэтому они чувствовали себя как воины, которые, всё ещё стоя на стенах крепости, внезапно обнаружили, что стены исчезли, а за их спинами уже возведён новый город – с чужим знаменем.

Их растерянные и панические взгляды постоянно возвращались к меняющимся хроникам. Там, где золотыми чернилами было написано имя их основателя, теперь стояло:

“Верный страж Императорского закона семьи Дракона.”

Каждый старейшина ощутил, будто предки смотрят на них из глубины веков и молча осуждают:

“Вы не уберегли. Ваши потомки позволили чужаку вложить свою печать даже в наши кости.”

От чего в их душе поднимался горький вкус стыда. Который был почти невыносимым. Даже дыхание становилось тяжёлым, будто они согрешили не перед людьми, а перед самим Небом.

Но вместе с этим в глубинах сознания медленно, неумолимо пробивалась другая мысль – страшная и унизительная:

“Если сама ткань мира переписывает наши хроники, значит, противиться бесполезно. Значит, именно так должно быть.”

И тут каждый старейшина впервые почувствовал, что верность Андрею не просто навязана. Она уже начинает казаться естественной. Как будто всегда существовала. А один из них внезапно осознал, что в его воспоминаниях прошлых клятв теперь звучит не старое имя, а новое. И он уже не мог с уверенностью сказать, действительно ли он клялся иначе когда-то.

От чего всё больше нарастающий внутренний ужас усиливался пониманием, что если даже княжеский дом Чхон, один из старейших и сильнейших, оказался втянут в новую сеть судеб, то что будет с младшими родами? С теми, кто веками искал защиты именно у Чхон? И впервые в груди старейшин родилась мысль, от осознания которой они сами побледнели:

“Не мы больше щит для других. Теперь сам Император – щит для нас.”

Это осознание было подобно удару молота по гордому сердцу рода. Ощущение собственной мощи сменилось тягостным, почти рабским пониманием зависимости. И с того момента, как хроники рода изменились, сам старший князь этого рода ощущал себя так, словно на его плечи легло невидимое бремя. Он, человек, привыкший держать в руках не только судьбу семьи, но и вес десятков союзных родов, теперь чувствовал, как невидимая рука истории сжала его горло.

“Даже если я промолчу, стены родового зала уже знают правду. Даже если я отвернусь, имена предков не отвернутся.” – Думал он, уже и сам прекрасно понимая, что, если он поддастся отчаянию, остальные рухнут вместе с ним. А значит, надо действовать. Даже если внутри сердце сжималось и в груди звучал чужой ритм имени Андрея, внешне он обязан оставаться камнем.

Именно поэтому Чхон Ёнгджу приказал ударить в бронзовый колокол у ворот. Колокол рода Чхон звучал глухо