Очень Большой Лес. Том 1 - Василий Головачёв

– Операция будет рассчитана под гриф СС.

– Когда в операцию вовлекается большое количество людей, трудно обеспечить полную секретность.

– Вы отказываете?

Скорь поморщился.

– Не прыгайте через две ступеньки сразу, генерал. Мне надо подумать. Для такого мероприятия нужен верный союзник повыше рангом.

– Разве существуют такие… верные?

– Вот я и взвешиваю. – Скорь улыбнулся. – Во времена смены моральных принципов ничего гарантировать нельзя. Как говорят остряки…

– Ничего личного, только бизнес?

– Нет: если долго хранить верность, она испортится. Но я попробую найти выход.

– Есть кто-нибудь на примете?

– Виктор Афанасьевич.

Дорохов с сомнением пошевелил бровями.

– Вы имеете в виду вашего директора?

– Я знаком с Колесниченко пятнадцать лет, он мой друг. Не хочу подставлять человека, действуя за его спиной.

– Но он обязан… подчиняться министру обороны.

– Если он согласится, а я почти уверен в этом…

– Почему?

– Потому что согласился сам, – изломал Скорь рельеф лица в скупой улыбке. – Если Виктор согласится, дело выгорит. Хотя выглядит со стороны как заговор.

Дорохов стиснул зубы.

– Не ради личной выгоды…

– А токмо волею моей больной жены, – рассмеялся начальник «африканского» управления ГРУ, вспомнив знаменитый фильм[21]. – Я вам позвоню.

Лицо генерала растаяло.

Дорохов снял очки и выдохнул застрявший в лёгких воздух.

Савкин с немым вопросом смотрел на него.

Андрей Тарасович слабо улыбнулся:

– Живём, Василич!

Глава 13

Остров невезения в океане есть

С трудом удалось отстраниться от мыслей о Веронике: почему-то в сердце после отлёта поселилась тревога за девушку, и Максим долго анализировал свои ощущения, пока самолёт поднимался над кратером и набирал скорость.

Отвлёк Редошкин, расположившийся в соседнем «гнезде»:

– Командир, не хочешь подняться в космос? Полюбуемся на Лес с большой высоты, а заодно и проверим кондиции этой нашей демон-птички.

– Мне больше нравится называть её суперджетом.

– А мне пепелацем. Хотя летун он отличный.

Максим уже летал «в космос», но на аэробайке, не имевшем ни кабины, ни средств для защиты от низких температур и отсутствия воздуха, поэтому идею лейтенанта принял без особых колебаний.

– Пожалуй, смысл имеется, только без фанатизма.

Небо начало темнеть на высоте одиннадцати километров.

На тридцатом оно стало фиолетовым.

Однако при дальнейшем подъёме чёрным так и не стало, только странным образом затуманилось, не показав ни одной звезды.

Светило мира осталось висеть в стороне, не увеличиваясь и не уменьшаясь. Поутру оно возвращалось к Лесу «с востока», к обеду сдвигалось ближе к вертикали зенита, но понять, что это за объект – звезда вроде Солнца или что-то более экзотическое – с этого расстояния было трудно.

– Интересно всё же, – заметил Редошкин. – Ты рассказывал, что звёзд во вселенной Большого Леса нет, но я думал, это просто феномен плотной атмосферы. Но их действительно не видать. Кстати, тебе не кажется, что мы теряем вес?

– Воздух здесь присутствует даже на больших высотах, – сказал Максим. – И гравитация снижалась почти до нуля.

– А температура воздуха?

– Я остановился при морозе градусов под сорок.

– В вакууме она вообще снижается до минус двухсот семидесяти..

– Здесь другой вакуум… если он вообще есть.

Самолёт увеличил скорость подъёма.

Сила тяжести начала стремительно убывать и через полчаса стала нулевой: в кабине наступила невесомость.

Редошкин и Максим всплыли над «гнёздами» сидений, удерживаемые только коленчатыми стеблями рогов.

– Давно не испытывал такого, – сглотнул Редошкин, борясь с вестибулярным аппаратом. – Сколько мы пролетели?

– Не меньше тысячи километров.

– А воздух снаружи всё ещё есть, и звёзд не видать.

– Посмотри вверх.

Лейтенант замолчал, следуя совету, механически поднимая голову, всё ещё не привыкнув к тому, что система обзора «демонского» суперджета позволяла наблюдать за внешним миром, не делая никаких движений.

– По-моему, там какое-то сгущение…

– Сейчас посмотрим.

Самолёт набрал скорость, и через несколько минут сила тяжести появилась вновь, но уже с обратным знаком: аппарат со всем его содержимым потянуло вперёд, к непонятному «сгущению».

Максим затормозил, борясь с желудком, реагирующим на невесомость.

– Что видишь?

– Ковёр… пёстрый слой… мох, что ли?

Максим развернул самолёт так, чтобы корма обратилась к «слою мха».

– Это Лес.

– Лес?! – изумился Редошкин. – Не может быть! Мы что, сделали петлю и вернулись обратно?!

– Мы летели прямо, никуда не сворачивая. Вместо космоса со звёздами над нашим Лесом располагается точно такая же равнина с Лесом. Было бы время, мы бы поднялись к нему и осмотрели детально, но вряд ли глаза обманывают нас. Когда-нибудь устроим экскурсию с нашими экспертами.

– Что же получается, здешняя вселенная – бутерброд?

– В смысле?

– Один слой – ландшафт с Большим Лесом, второй – тоже Лес, а между ними воздушный слой. Чем тебе не бутерброд?

– Молодец, ты явно заразился от Кости его сумасшедшими идеями. Но в качестве основы для дискуссии годится. Хотя мы ещё не принимались изучать этот мир серьёзно.

– Ты собираешься жить здесь до конца жизни?

Максим повернул голову к спутнику. Тот смотрел на него с мрачным выражением лица, будто ждал неприятное известие.

– Жора, пора осознать, что мы отрезаны от Земли, как ни прискорбно принимать это обстоятельство за истину. Вполне может случиться, что домой мы не вернёмся. Надеюсь, ты не паникёр? В депрессию уходить не станешь?

– Я не паникёр, – дёрнул уголком губ Редошкин. – Мог бы не спрашивать. Но с нами гражданские… Вероника…

– Вот и будем поддерживать у них надежду на возвращение. Тем более что шанс имеется. Если вселенные нередко сталкиваются и соединяются через червоточины…

– Иномерианы.

– … то вероятность обнаружить ещё одну не нулевая, – закончил Максим.

– Оптимист ты, однако, командир.

– А ты пессимист?

– Ну, если учесть формулировку: пессимизм – это преждевременно высказанная правда, то я пессимист.

Максим засмеялся.

– Плохо тебя воспитывали родители, Жора, не научили говорить правду вовремя.

– Я подкидыш, меня органы воспитывали.

Максим протянул лейтенанту руку, и тот с размаху стукнул по его ладони своей ладонью.

Самолёт устремился в обратный путь, к знакомому «слою бутерброда» с Большим Лесом, ставшим почти родным.

На этот раз Максим заставил аппарат лететь с максимально возможной скоростью, и до равнины с кратером они домчались всего за двадцать две минуты.

– Хорошая машина! – прокомментировал испытания «демонского» суперджета Редошкин. – Движок бесшумный, летает быстро, и кабина герметичная. В паузе невесомости дышалось легко, да и температура не падала. Жаль, что конструкторы не догадались закапсулировать кабину каким-нибудь полем. Ведь если двигатель создаёт антигравитационную тягу, он мог бы и экипаж уберечь от перегрузок и невесомости?

– Может, мы просто не знаем, как включается защита, – сказал Максим. – Вернёмся в Крепость, попробуем разобраться, пусть учёная братия поломает голову.