Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин

мясо на запястьях прихватили. Но проволока разом ослабла, кисти свободу ощутили. Митрич машинально подхватил выпущенный Катериной инструмент — родственница даже не пыталась глянуть, была уверена…

…Беженцы толпой атаковали сходни — дисциплина и «ордунг» это, конечно, святое! но жизнь дороже. Бежали к баржам еще остававшиеся на берегу солдаты и техники, что-то орал, нахлобучивая каску, здоровенный фельдфебель. Надзиратель пленных замер, сжимая автомат, не знал, на сходни смотреть или на врата, совсем рядом спасительно мерцающие. А у сходен уже протарахтела выпущенная поверх голов очередь, но не напугала — рычание «Илов» пострашнее будет. Ворвались на баржу беженцы. Впереди тот гауптман-герой — глаза выпучены, «Парабеллум» вновь в руке…

…Рукоятки кусачек были теплые, нагретые. Митрич сходу кусанул проволоку на запястьях «родственницы». Катерина — казалось, еще и проволока не разошлась — взметнулась живой пружиной, двинула светлым теменем в подбородок охраннику… Ух, вот он, спорт, вот она, советская физкультура, чудеса творит…

…Лежащий мордой в палубу Земляков так ничего и не видел, даже дрогнул, когда его за стянутые запястья ухватили.

— Секунду, тарстарнат, — рявкнул Митрич, и себя не услышал…

…Палуба тряслась от топота бегущих ног, но все заглушал грохот с неба…

…Стрекот автомата казался далеким, хотя палила Катерина в шаге. Еще валился на палубу оглушенный охранник, а его «Шмайссер»[2] уже вибрировал — почти в упор косил набегавших немцев. Еще орал гауптман, тянул-вскидывал пистолет, а его куртку на груди рвали пули. Падали самые шустрые передовые немцы, бегущие сзади спотыкались, через упавших летели…

…Митрич, не вставая с колен, докатился до борта, цапнул винтовку. Ну, теперь-то легче пойдет. Метнул-катнул по палубе валявшийся «ТТэшник» — очухавшийся Женька поймал. Вот она — контрразведка! — блюет-блюет, но себя в руках держит…

…Ух как кричат, как бегут — сомнут сейчас. Не фрицы — зверье ошалевшее, руки, когти, стволы тянут — порвут русских, что внезапно между вратами в спасенье и небесной смертью оказались. Не сотни фрицев, пожиже, но и эти сомнут….

…немцев начало сносить со сходен. В буквальном смысле — слетали в воду, катились вперед, швыряемые на палубу — заработала пушка броневика. Ах Тимка, ах старшина, уловил момент, пацаненок…

…— Деру! — орала-командовала Катерина. Пихнула в плечо переводчика, оперативники метнулись назад…

…Да, ход к спасению был один — в портальную дыру. Странно, вот подозревал и раньше Иванов, чудилось, что чем-то этаким и кончится. А сейчас удивляться нечему — остается только туда и юркнуть. Уже над головой крылатые тени, уже капнули и несутся к баржам точки бомб…

…Оказавшийся впереди переводчик чуть замешкался, и получил пинка-ускорения от Катерины. Успевшая цапнуть с палубы ремень со штатным пистолем и прочим имуществом контрразведчица обернулась, ухватила за ворот Митрича…

— Да иду я, — заверил Иванов, но его с неженской силой швырнули в марево врат.

— Дальше! Дальше! — как резаная орала Катерина.

Ну и лапа у нее, даром, что ногти холеные…

(на фото, конечно, не тот эпизод и вообще танкер. Это ближе к Пиллау)

… Оказался вовсе не мир неизвестный, а ангар. Довольно просторный, темный, заваленный грузами и здоровенными стальными конструкциями, местами имущество до потолка громоздилось, прямо до тусклых желтоватых лампочек. Собственно, только от этих ламп, да из тусклого портала сзади и шел свет…

…Закричала по-немецки смутная фигура впереди. Земляков мгновенно стукнул из пистолета — свалил обернувшегося техника.

— Ложись! — это уже Катька надрывается.

Митрич вроде собрался упасть — когда так орут, лучше выполнять. Видно, плюхнуться до конца не успел — поскольку понаддало в спину, полетел кувырком. Сзади сверкнуло, грохнуло — это бомба, прямое попадание в баржу…

Темно. Разбомбило и завалило. Нет, это вряд ли. На барже завалить сложно, да и не баржа это. Запах, температура, воздух — все иное. Только вонь тротила та же, ну, это успело нанести снаружи — с канала и барж. Но тьмища-то какая.

…Стук, что-то упало в отдалении. Там зажегся свет, луч скользнул по пирамиде ящиков, по ферме перекрытия наверху… Фонарик у кого-то…

— Эй, есть кто живой? — рядом, чуть слышным шепотом, поинтересовалась Катерина.

— Я точно живой, — немедля ответил переводчик. — А тебя запах духов выдает.

— Не выдает, а вкрадчиво предупреждает о роковой близости. Тебя контузило? Дурь какую-то лепечешь.

— Еще бы меня не контузило. Ладно, Иванов-то где?

— Здесь я, — отозвался Митрич. — Цел. Нам фонарь нужен?

— Еще как. Ты его видишь? В смысле, немца с фонариком видишь?

— Метрах в тридцати. Там, где ящики рухнули. Бормочет что-то, лучом шарит.

— Это он к богу обращается, причем довольно богохульно, — пояснил переводчик. — Техник, видимо. Я его не вижу, и нашуметь боюсь. Мне на ноги что-то металлическое и звякающее высыпалось. Прямо хоть не шевелись.

— Вот и не шевелись, отдохни. Дима, винтовка при тебе? Снять техника можешь? Нам бы фонарь, да пошевеливаться вперед.

— Понял. Не вставайте, мало ли кто на выстрел ответит.

Побаливало все у товарища Иванова. И ноги, заново ушибленные, и горло, которое зацепило еще далеким утром, в «ноль-втором», и рука, которую родственница второпях куснула кусачками. Но сами кусачки лежали в кармане комбинезона, даже не вылетели, хотя карманы там паршивые… Впрочем, что нам карманы — винтовка рядом, полный магазин и еще обойма в кармане. Остальной боезапас, конечно, того… вместе с ремнем и подсумком уничтожен меткой бомбой наших штурмовых соколов. Ладно, о том позже погорюем…

Луч фонарика бродил между грузами, временами немец принимался звать какого-то Михеля и опять ругался. Не особо вредоносный фриц, в шоке, но возиться с ним некогда. Оптика была без надобности, ствол винтовки и так нашел луч между ущельями ящиков, Митрич выждал, когда яснее очертятся плечи, и мягко потянул спуск…

…Щелкнуло вхолостую. Вот тебе и на, такой момент и осечка. Что за день странный?

Митрич осторожно извлек патрон, дослал новый. Замерший было немец повертел головой,