Берег ночью. Сборник малой прозы. - Мария Семеновна Галина

а я отбивался — слепо, отчаянно, багровая пелена застилала мне глаза. Я даже не пытался вырваться, чтобы освободиться и убежать, я в слепой ярости бессильно колотил его кулаком по спине, по голове, другой рукой пытаясь найти точку опоры, зацепиться за корень, за выбоину, пока пальцы мои не наткнулись на камень и не обхватили его. Лежа ничком на земле, я размахнулся и ударил, почувствовав, что острая грань камня встретила лишь слабое сопротивление, погрузившись во что — то мягкое. Хватка моего противника внезапно ослабела.

Я перекатился на живот и, сбросив с себя тяжелое тело, приподнялся на четвереньки — ноги меня не держали. По прежнему оставаясь на четвереньках, я подполз к нему. Ярость ушла, и черты его разгладились. В глазах отражалось небо.

На какое — то время я застыл неподвижно, напряженно вглядываясь в его лицо. Потом, всхлипывая, поднялся на ноги. У меня было странное ощущение, что все это происходит не со мной — словно я заблудился в каком — то дурном сне.

Именно это ощущение полной нереальности помогло мне окончательно не свихнуться и не потерять голову — я взглядом отыскал самую глубокую расселину и, подтащив тело к обрыву, спустил его туда. Потом изо всей силы уперся в нависшую над обрывом глыбу и толкнул. Наконец, мне удалось раскачать тяжелый камень, и он покатился вслед за телом, волоча за собой шлейф пыли и увлекая множество других камней — помельче.

Еще несколько таких же усилий и тело скрылось под грудой валунов, а я, находясь все в том же странном полусне, кое — как разровнял истоптанную землю, уничтожив следы драки.

Только покончив со всем этим, я стал медленно осознавать случившееся и мне стало по — настоящему страшно.

— Что же это такое? — пробормотал я в пустоту, — ведь я не хотел. Я просто хотел его остановить…

Возбуждение, вызванное схваткой, прошло, и я — опустошенный, на подгибающихся ногах, побрел вниз. Шел я медленно, часто останавливался, а один раз даже забылся чем — то вроде сна, забившись в какую — то расселину, потому что решил дождаться сумерек. У меня достало ума не позабыть на месте драки свою сумку, а, перебираясь через ручей, отмыть грязь с синяков и ссадин и привести в порядок одежду, но все равно — выглядел я ужасно. Любой первый встречный, если он только не полный идиот, сразу заметит неладное и спросит, что это такое со мной стряслось — и тогда мне уже не отвертеться.

Я почти ожидал этого разоблачения, потому что обрушившееся на меня чувство вины было таким невыносимым, что сознание отказывалось принять его полностью. Однако, это сомнительное утешение меня миновало — никому не было дела до того, как я выгляжу. Едва лишь подойдя к летней стоянке, я увидел, что она бурлит, точно развороченный муравейник.

Люди бежали мне навстречу, не обращая на меня ровно никакого внимания. Лица у них были одновременно испуганные и полные радостного ожидания — словно им предстояло небывалое, но несколько опасное развлечение. Какое — то время я просто хлопал глазами, когда мимо меня в очередной раз на полном ходу проносился кто — то, но потом развернулся и тоже побежал, как это обычно и бывает — возбуждение толпы передалось и мне. Потом вдруг сердце у меня на миг сбилось с ритма — я решил, что они все — таки нашли ее.

И лишь оказавшись в самой гуще событий, с облегчением понял, что ошибся.

Сперва я увидел шевелящуюся кучу — все, беспорядочно размахивая руками, сгрудились вокруг какого — то невидимого мне общего центра. Младшие, не в состоянии протиснуться внутрь, возбужденно скакали у границы этой бурлящей массы.

Я поймал за рукав Ждану, которая, вытягиваясь на цыпочки, безуспешно пыталась заглянуть поверх обращенных к сердцевине волнения голов.

— Эй, что там стряслось?

— Оборотня поймали! — возбужденно пискнула она. — Пошли, там, с другой стороны лучше видно!

Я вместе с ней обогнул сборище и, подсадив Ждану на массивный корень возвышающегося поблизости дерева, сам последовал за ней.

Сначала я ничего не увидел — одни лишь спины, разгоряченные затылки, машущие кулаки, потом то, что составляло самую сердцевину бури, видимо попыталось выбраться наружу; существо, находящееся внутри круга рванулось с такой силой, что окружавшее его кольцо разъяренных мужчин распалось и оно, скользнув вперед, выбросив руки и вцепившись ими в землю, одним рывком очутилось за пределами схватки. Не обращая внимания на то, что несколько человек успели уцепиться за него, он поднялся сначала на четвереньки, потом на ноги.

Он ничем не походил на нее, и был гораздо выше ростом — со взрослого мужчину…

Не знаю, было ли в нем первоначально хоть какое — то сходство с человеком — к этому времени он окончательно утратил человеческий облик и я даже не понял, была ли на нем какая — нибудь одежда.

Возможно, ему пришлось искупаться в смоле, а может, это была его собственная кровь, лаково блестевшая на солнце — на черном лице жили одни только глаза, безумные, светящиеся.

Я даже не успел отскочить — он неожиданно очутился совсем близко, пошатнулся и слепо уставился на меня. Нервы у меня не выдержали, я размахнулся и ударил кулаком ему в лицо, вкладывая в удар все накопившееся отчаянье. Кулак мой почти не встретил сопротивления, я даже чуть не упал, утратив равновесие. Видимо, на то, чтобы освободиться от преследователей, он потратил последние свои силы, потому что от моего удара он покачнулся и откинулся назад. И, пока не подбежали остальные и не утащили его прочь, я, выплескивая все свое отчаянье, всю бессильную ярость, продолжал бить, бить, бить в запрокинутое темное лицо.

Тяжелая рука легла мне на плечо и отшвырнула прочь. Я отлетел в сторону от общей свалки и упал на землю.

— Опомнись, парень, — твердо сказал Матвей.

Я потряс головой, пытаясь разогнать застилавшую глаза багровую пелену.

Он молча стоял рядом, дожидаясь, пока я приду в себя.

Потом сказал:

— Никогда не делай ничего такого, за что после тебе будет стыдно.

Я разглядывал сухую, вытоптанную землю.

— Я… не хотел. Это само так получилось.

— Понимаю, — сказал он, — и тем не менее. Ведь это всего лишь страх.

— Но ведь он — нечисть… оборотень.

— Ты уверен?

— Что значит — уверен?

— Разве ты удосужился спросить у него, кто он такой?

— Их же всегда убивают.

— Вот именно. Кстати, ходят слухи, что их не так просто убить, — задумчиво сказал он, — а некоторые утверждают, что и просто невозможно.