Кредо инквизитора II - Алексей Михайлович Рутенбург

ладно, как говорил один мой хороший знакомый ещё из университета: «Затащим», в своей протяжном манере и, по-моему, вечно накуренном состоянии. Пойду прямо, точно не ошибусь, ведь когда не знаешь, куда идти, лучше всего идти прямо.

Буквально за пару минут я вышел к девятиэтажному круглому зданию! Повторю ещё раз: высокому, ёперный театр, круглому зданию! Это прикол? Я оглядел его со всех сторон и был в недоумении: где Париж? Где я? Я вообще во Франции или как? Нашёл указатель, слава яйцам. Долгие попытки прочитать название, понял точно одно – написано по-французски, дальше было тяжелее. Явно, что самостоятельного изучения Французского в последний год моего пребывания в подвале не хватает. С трудом, изрядно поломав голову, я всё-таки это сделал! Надпись гласила «Бульвар Монтегю». Здание, кстати, оказалось не идеально круглым, ну, по крайней мере, с большими не арками, а проходами: круг состоял из трёх зданий, не соединённых друг с другом. На самом деле, прикольно, узнаёшь что-то новое, видишь то, чего не видел – прямо турист. Но надо как-то выбираться.

Метрах в десяти от меня проходила женщина с собачкой. Молча я проводил её взглядом и сглотнул накопившуюся слюну. Она почти скрылась за поворотом, как я побежал за ней, как за самым дорогим мне человеком. Моё солнышко, ага, чёрта с два там – моё СПАСЕНИЕ! Дамочка, стойте… Я бежал за ней и лихорадочно пытался вспомнить, как хоть по-ихнему будет «здравствуйте». Вот ирония, меня бесит, когда к нам в город приезжают туристы, которые не в зуб ногой по-русски, вымораживает просто. Ты едешь к нам в гости, выучи хоть примитивно язык! Наш язык, и уважай наши обычаи и культуру! Не зли нацистов, да и не только нацики, скины злятся, тут даже порядочного человека иногда злость охватывает. Ну а что? Припёрся в чужую страну и думаешь, что мы все обязаны тебя понимать? На хрен в своё стойло и не выпендривайся там! А тут я сам не лучше. Ужас, товарищи…

(Говорят по-французски)

– Здравствуйте, – несмело произнёс я.

– Здравствуйте, я вас слушаю, могу я вам чем-то помочь? – Улыбнулась женщина. По-моему, она поняла, что я совсем не местный. Моё произношение просто хотело крикнуть мне, чтоб я заткнулся, даже собака меня облаяла за мою дерзость и наглость: язык не знает, хозяйку тормозит, мужик, ты смотри, я ведь укусить могу, ну или штанину обоссать.

– Я где? Куда Париж? – На сверхломанном языке сумел спросить я.

– Вы ошибаетесь, это не Париж, Альфорвиль, но город недалеко, – она сказала это так быстро, что я аж задержал дыхание и смотрел на неё, как провинившийся ученик смотрит на директора в его кабинете.

– Простите. Я не понимать, – сгорая со стыда, улыбнулся я и непроизвольно сделал брови домиком.

– Я вам помогу, – она стала говорить медленнее. – Выйдите к дороге, а потом идите вдоль неё, идти придётся минут десять, и вы выйдите к станции метрополитена Кретей-Университе, а уж метро вас доставит в любую точку.

– Спасибо, – я понял такие слова, как дорога, вдоль, десять минут, станция метро. Хорошо, этого должно хватить. Я ещё раз улыбнулся, кивнул головой и направился по указанному женщиной маршруту.

– Удачи вам и приятного отдыха, – ответила моя спасительница и ушла по своим делам, правда, из последней фразы я не понял ни хрена.

Я сделал всё, как мне объяснили, и дошёл до чёрт пойми, чего. Всё не как у людей: платформа на улице, на ней люди, а типа билетик купить? «Вас понял», улыбнулся я про себя. Огорожено забором, но разве такой заборчик да для русского помеха? Махнув быстренько через него, я запрыгнул на платформу и обнаружил на себе несколько удивлённых взглядов. Ну, вот промолчи, да отвернись, нет же, я им прямо сказал: «Спокойно, граждане, я – русский». Всё равно никто ничего не понял. После этого я подошёл к молодому человеку и вежливо поинтересовался на русском, «где Париж?». Уже заканчивая фразу, я понял, что говорю на своём родном и могучем языке, но юношу это не смутило, он улыбнулся и повторил «Париж» и после этого начал быстро на своём «лечить» меня. Если бы Тина Канделаки была бы не в России, а в Париже, я бы со стопроцентной уверенностью сказал бы, что это её сын. Знаете, как говорится, начальник орал, орал, а что орал, да хрен его разберёт, делаем всё так же. Минуты три он с восторгом ездил мне по ушам, а я стоял, улыбался и изредка кивал головой, потом мне надоело, и я всё же набрался храбрости и снова спросил на своём родном и грозном: «Где, блин, Париж?!» Парень заткнулся, изменился в лице и молча указал рукой в сторону. Отлично, спасибо, я всё понял. Я отошёл от него и в ожидании транспорта решил закурить. Не успел, значит, и затянуться, как подошёл транспорт. Электричка, как электричка: сверху – светло-зелёная, снизу – белая, но чистая. Я молча зашёл внутрь и уже через закрывающиеся двери наблюдал, как к моему входу бегут два мистера в форме, но двери благополучно закрылись, и я уехал. Наверно, курить нельзя, или через заборы прыгать. Эх, буду знать.

До этого момента мне не попадалась схема Парижского метрополитена на глаза, но увидев её, я понял, что моя психика была в порядке именно до этого момента! Я был в ужасе, кто это настроил? «Ну, кто так строит? Кто так строит?», вспомнили, откуда? Не хватает мне только пальтишка, галстука и обаяния. Я проклинал себя за попытку понять эту абракадабру. Это просто перекреститься, как на глаза попадёт, и забыть, как страшный сон! Хотя я тут выпрямился, и аж дух захватила гордость за нашу страну. Станция метро «Сталинград», ей богу, не вру. Правда, мне далековато, но туда я точно загляну в свой незапланированный отпуск. А тем временем с поверхности мы нырнули под землю. На самом деле, под землёй чувство, что остался в том же родном Питере. Люди, как люди, уставшие, едут отдыхать, один я – бодр и полон сил. Да и со временем я ошибся, в Париже, оказывается, на два часа меньше, чем в Питере, но это нормально.

На какой станции я сделал пересадку, потому что просто не мог не выйти? «За что пьём? За день взятия Бастилии!» 14 июля 1789 года – для тех, кто не знает. Вот оно: когда не знаем, за что пить, пьём за день взятия Бастилии – это ещё со школы, класса этак с десятого, по-моему. Хотя,