Фермер 1: перерождение - Алим Онербекович Тыналин

Он был прав. Слава мастера-универсала распространялась быстро, и заявок на ремонт становилось все больше. Но это соответствовало моим планам. Чем больше людей считало меня незаменимым, тем прочнее становилось мое положение в совхозе.

— Не зазнаюсь, — пообещал я старику. — Просто помогаю людям, как могу.

— Правильно, — одобрил Егорыч. — Добрые дела зря не пропадают. А про тракторные премии не забывай. Степан обещал тебе бутылку за ремонт.

Я засмеялся. В советской деревне бутылка водки была универсальной валютой благодарности за хорошо сделанную работу.

— Не пью я, Иван Егорович.

— Зря, — покачал головой старик. — В компании полезно иногда. Но дело твое.

Утром я пришел в мастерскую пораньше. Комбайн «Нива СК-4» уже стоял в центре помещения, желто-красный, потрепанный многими сезонами, но еще крепкий. Иван Семенович возился рядом, раскладывая инструменты.

— Вот она, капризная, — сказал он, похлопав по боковине машины. — Четвертый год мучаюсь, а толком настроить не могу.

Я обошел комбайн кругом, оценивая его состояние. Жатка выглядела нормально, режущий аппарат недавно затачивали. Основные проблемы, судя по всему, крылись в молотильной части.

— Покажи, что именно не так с барабаном, — попросил я, забираясь в кабину.

Иван Семенович запустил двигатель, включил молотильный аппарат. Комбайн затрясся, загудел, но звук получался неравномерный, с посторонними стуками.

— Слышишь? — крикнул механизатор, перекрывая шум. — То стучит, то затихает. И зерно дробит сильно.

Я заглушил двигатель, открыл боковые люки молотильной камеры. Картина прояснилась сразу.

Зазор между барабаном и подбарабаньем был неравномерным, в одних местах слишком большой, в других недостаточный. Из-за этого зерно либо недомолачивалось, либо перемалывалось в муку.

— Когда последний раз регулировку делали? — спросил я.

— В прошлом году, — неуверенно ответил Иван Семенович. — Сам пытался, да толку мало.

— Ладно, начнем сначала, — решил я. — Снимаем подбарабанье полностью, проверяем все крепления.

Разборка заняла час. Я давал указания, Иван Семенович и его помощники работали.

Подбарабанье, дугообразная решетка под молотильным барабаном, держалось на четырех регулировочных винтах. Два из них оказались ослабленными, что и вызывало неравномерность зазора.

— Вот твоя проблема, — показал я разболтанные крепления. — Вибрация постепенно раскручивала винты.

— А я думал, барабан износился, — удивился механизатор.

— Барабан в порядке, — осмотрев молотильные била, ответил я. — Просто настройка сбилась.

Но сначала нужно было проверить сам барабан. Я прокрутил его вручную, вращение равномерное, без заеданий. Била изношены умеренно, замены не требуют. Зато обнаружил другую проблему, на одном из бил слегка погнулась кромка, видимо, от попавшего камня.

— Это било нужно подправить, — указал я на дефект. — А то создает дисбаланс.

Механик снял поврежденное било, выправил его на наковальне кувалдой. Работа тонкая, перестараешься, било треснет. Но я стоял рядом и полностью контролировал работу. Мой глаз интуитивно чувствовал правильную форму.

— Откуда ты так точно знаешь, какой изгиб нужен? — поинтересовался подошедший Колька-сварщик.

— Опыт, — коротко ответил я, проверяя било на глаз. — Плюс понимание, как работает молотильный механизм.

Иван Семенович установил отремонтированное било на место, затянул крепление с нужным усилием. Теперь можно заняться главной задачей, настройкой зазоров.

— Смотри внимательно, — сказал я Ивану Семеновичу, доставая набор щупов. — Зазор должен быть одинаковым по всей длине барабана. Для пшеницы — восемь миллиметров на входе, четыре на выходе.

— А почему разный? — спросил механизатор.

— Зерно постепенно вымолачивается, — объяснил я, устанавливая подбарабанье в рабочее положение. — Сначала нужен больший зазор, чтобы колосья проходили свободно. А к концу, меньший, чтобы домолотить остатки.

Регулировка потребовала терпения. Каждый винт приходилось подкручивать понемногу, постоянно проверяя зазор щупом в разных точках. Иван Семенович помогал, держа подбарабанье в нужном положении.

— Теперь восемь миллиметров на входе, — констатировал я, проверив зазор. — А тут, на выходе пять. Надо еще чуть подтянуть.

Работа продвигалась медленно, но результат стоил усилий. Через два часа зазоры стали идеально равномерными по всей длине барабана.

— А теперь проверим в работе, — сказал я. — Только сначала займемся соломотрясом.

Соломотряс, механизм, который выбрасывает солому из комбайна, действительно заедало. Причина обнаружилась быстро, на одном из коленчатых валов погнулся шатун, из-за чего нарушилась синхронность движения решет.

— Этот шатун выправлять или новый будем ставить? — спросил Колька, осматривая деталь.

— Выправим, — решил я. — Деформация небольшая, вполне поправимая.

Снятый шатун Иван Семенович положил на наковальню, аккуратно выправил кувалдой. Главное, не нарушить соосность отверстий под подшипники, иначе механизм заклинит окончательно.

— Проверь линейкой, — попросил я Кольку. — Отверстия должны быть строго параллельны.

— Вроде ровно, — доложил тот, приложив линейку. — Миллиметр-полтора отклонения.

— Нормально, — кивнул я. — В пределах допуска.

Установка отремонтированного шатуна заняла полчаса. Прокрутил соломотряс вручную, теперь все решета двигались синхронно, без заеданий.

— Ну что, испытываем? — предложил Иван Семенович.

— Давай, — согласился я. — Только сначала загрузим немного соломы с зерном для проверки

Принесли из склада мешок необмолоченных колосьев прошлогодней пшеницы. Загрузили в приемную камеру комбайна, запустили двигатель.

На этот раз звук получился совсем другой, ровный, без стуков и скрипов. Молотильный барабан работал мягко, равномерно. Через минуту из выгрузного шнека посыпалось чистое зерно.

— Послушай, как поет! — восхищенно воскликнул Иван Семенович. — Совсем другая машина стала!

Я поймал горсть намолоченного зерна, осмотрел его на ладони. Зерновки целые, лишь слегка поцарапанные, именно так и должно быть. Дробленых почти не было, а те, что попались, треснули по естественным причинам.

— А потери затем проверим, — сказал я, заглядывая в солому, выходящую из соломотряса.

В соломе практически не было целых зерен, только единичные, что вполне нормально. Значит, молотильный аппарат настроен правильно.

— Теперь нужно проверить на разных режимах, — объяснил я механизатору. — У тебя есть овес? Для него нужны другие зазоры.

— Есть, — кивнул Иван Семенович. — А в чем разница?

— Овес мягче пшеницы, — пояснил я. — Зазоры нужны меньше, иначе зерно передавится. Шесть миллиметров на входе, три на выходе.

Перенастройка заняла еще полчаса. Проверили на небольшой порции овса, результат отличный. Зерно выходило чистое, целое, без лишней трухи.

— Вот теперь комбайн готов к сезону, — подвел итог я. — Главное, следи за затяжкой регулировочных винтов. Раз в неделю проверяй, не ослабли ли.

— Обязательно