Фермер 1: перерождение - Алим Онербекович Тыналин

Фермер 1: перерождение

Глава 1

Перерождение

Я сидел в президиуме на сцене Мариинского театра, в кресле с высокой спинкой, обитом малиновым бархатом.

Слева от меня сидел Анатолий Викторович Кравцов, лидер партии «Справедливое Отечество». Высокий, седоволосый мужчина с проницательными глазами и привычкой поправлять очки в роговой оправе перед важными заявлениями. Бывший академик, специалист по квантовой физике. Я вывел его из полной безвестности за четыре года.

Когда мы познакомились в 2019-м, его партия имела ноль целых восемь десятах процента в рейтингах. Кравцов выступал в полупустых залах провинциальных домов культуры с лекциями о необходимости научного подхода к управлению государством. Благородно, но наивно.

Я предложил ему сделку. Он говорит то, что я пишу, а я довожу его до третьего места. И довел.

Восемнадцать процентов на последних выборах. Секрет прост. Люди устали от популизма и хотят видеть умного технократа. Но умный не значит скучный, я научил Кравцова быть ярким.

Моя биография довольно пестрая. Закончил МГИМО, затем Кембридж — степень магистра по политологии. Работал политтехнологом в разных кампаниях, был советником губернатора Калужской области.

Побочные увлечения: коллекционирую первые издания русских поэтов Серебряного века, играю в го на профессиональном уровне, решаю криптограммы викторианской эпохи для развлечения. Еще увлекаюсь ментализмом, это способность читать микровыражения лиц очень помогает в политике.

В кармане пиджака лежал томик Мандельштама — «Tristia», ценное издание 1922 года. Между страниц шпаргалка с тезисами для Анатолия Викторовича. Он имел обыкновение импровизировать, что иногда приводило к курьезам.

Кравцов произносил речь о цифровой экономике, используя метафору квантовой суперпозиции. Зал слушал завороженно.

Мало кто понимал детали, но звучало убедительно. Я добавил в текст несколько научных терминов, которые создавали нужное впечатление экспертности.

— Экономика страны сегодня находится в точке бифуркации, — говорил Кравцов, поправляя очки привычным жестом. — Подобно квантовой частице, она одновременно существует в двух состояниях. В состоянии застоя, с устаревшими методами регулирования, коррупционной составляющей и бюрократическим давлением. И одновременно в состоянии потенциального прорыва, который уже намечается в отдельных высокотехнологичных кластерах.

Он сделал паузу, обвел взглядом притихший зал. В первых рядах сидели журналисты, торопливо строчившие в блокнотах. Дальше представители бизнеса, университетская профессура, студенты.

— Задача «Справедливого Отечества» произвести так называемую редукцию волновой функции, — продолжил Кравцов с легкой улыбкой. — Для тех, кто не знаком с квантовой механикой, поясню: это означает заставить систему принять определенное состояние путем целенаправленного воздействия. Мы должны применить инструменты государственного управления таким образом, чтобы экономика перешла в состояние динамичного развития, а не застоя.

Он развернул передо мной новую страницу текста, мельком глянул на мои пометки на полях.

— Конкретно это означает системную декриминализацию бизнес-среды, — добавил он, уже отступая от заготовленного текста, но сохраняя основные тезисы. — Это значит, что если использовать цифровые платформы для взаимодействия государства и бизнеса, мы сможем устранить коррупционную составляющую, как устраняется классический наблюдатель из квантового эксперимента…

Публика под впечатлением. Не каждый день политик говорит языком науки. Я поймал взгляд молодой женщины в третьем ряду, в ее глазах читалось неподдельное восхищение интеллектом оратора. Именно на таких впечатлительных избирателей и был рассчитан мой сценарий.

Движение в зале привлекло мое внимание. Молодой человек в потертой кожаной куртке поднялся с места в партере и начал пробираться к сцене. Походка неровная, глаза лихорадочно блестят. В правой руке металлический предмет.

Я мгновенно проанализировал ситуацию.

Расстояние до цели пятнадцать метров, время на реакцию три секунды, охрана отвлеклась на что-то в фойе. Кравцов продолжал говорить, не замечая угрозы.

Фанатик вскинул руку. Пистолет, точнее, самодельный пистолет-пулемет кустарного производства. Дуло направлено на Анатолия Викторовича.

Я рванулся с кресла, толкнув Кравцова в сторону. Выстрел прогремел в тот самый момент, когда я оказался между стрелком и целью. Пуля попала в грудь, развернув меня и швырнув обратно на сцену.

Падая, успел заметить надпись золотыми буквами на занавесе: «Мариинский театр основан в 1783 году». Забавно, если умирать, то в месте, где когда-то ставили оперы для царей.

Боль накатывала волнами, кровь растекалась по паркету сцены. Слышал крики, топот ног, голос Кравцова: «Доктора! Быстрее!»

В глазах потемнело. Последняя мысль была почти философской: интересно, есть ли в квантовой механике что-то про переселение душ?

* * *

Темнота. Полная, абсолютная тишина. Затем мерцание, словно старый телевизор настраивал каналы.

Первое ощущение — холод. Металлический привкус во рту. Резкий запах карболки и табачного дыма. Я открыл глаза.

Потолок. Побеленный известкой, с рыжими пятнами сырости в углах. Висела одинокая лампочка под простым белым абажуром. Неправильно. В Мариинском потолки расписные, золоченые…

Я попытался сесть.

Тело откликнулось слишком быстро, слишком легко. Руки молодые, без старческих пятен и морщин. Ладони гладкие, без мозолей от постоянного посещения спортзала.

Я смотрел на них и не узнавал. Это были не мои руки.

Голова гудела, а на виске ощущалась тугая повязка. Лоб пересекал тонкий бинт.

Я поднялся с узкой железной кровати. В комнате деревянный стол, два стула, шкаф из фанеры. На стене портрет Брежнева с орденскими планками на груди и календарь с девушкой в купальнике. «Май 1972».

1972-й. Быть не может.

Я подошел к зеркалу над рукомойником. На меня смотрело молодое лицо. Лет двадцать пять, не больше.

Русые волосы, серые глаза, чуть хищноватый разрез. Незнакомец. Но когда я моргал, он моргал. Когда касался щеки, он делал то же самое.

Виктор Корнилов. Имя всплыло в сознании, словно кто-то шептал его на ухо. И вместе с именем — воспоминания. Не мои, чужие.

Содержимое ящиков стола раскрыло первые детали. Паспорт с серией и номером, выписанный на имя Корнилова Виктора Алексеевича, 1950 года рождения. Диплом об окончании Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Направление на работу в совхоз «Заря» Алтайского края. Записная книжка с несколькими телефонами и адресами.

Одно фото в потертом бумажнике — пожилая женщина в платке перед деревянным домом с наличниками. На обороте надпись выцветшими чернилами: «Витеньке от бабушки. Помни свои корни. 1966».

Рядом больничная справка, датированная вчерашним числом. «Корнилов В. А. Сотрясение головного мозга, ушибленная рана височной области. Рекомендуется постельный режим 3 дня…»

Сквозь окно с подтеками дождя виднелась сельская улица. Ряд домов с палисадниками, размокшая грязная дорога. Вдали водонапорная башня, здание с красным флагом, должно быть, контора совхоза.

В углу я обнаружил раковину, торопливо умылся ледяной водой.

Память Виктора постепенно проступала сквозь мою собственную. Родители погибли, когда