Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Можешь не сомневаться, во исполнение воли богини я сделаю все, что в моих силах, и поручусь в том же самом за моего друга, капрала Молота.

– Аюнтамьенто предал ее! Уничтожьте изменников!

Молот, щелкнув пятками, встал навытяжку.

– Разреши обратиться, талос!

Тонкий вороненый ствол одной из скорострелок талоса дрогнул, и оружие выстрелило. Снаряды свистнули в пяти кубитах над головами всех пятерых, полутьму коридора разорвал визг удаляющихся рикошетов.

– Может, лучше не стоит? – шепнул ему Чистик и, обратившись к талосу, заговорил в полный голос: – Сцилла сказала нам, что патера Шелк готовится к их свержению, и велела помочь ему. Вот мы и поможем, если получится. Мы – в смысле, я с Синелью и его птицей.

– Сообщите обо всем в Хузгадо!

– Да, точно, такой разговор тоже был.

Елец с Наковальней кивнули, подтверждая правоту Чистика.

Щеку талоса лизнул язык пламени.

– Тессера! Тессера к потайному подвалу… «Фетида»!..

Тут в чреве талоса грохнул взрыв. Машина вздрогнула, накренилась на сторону.

– Назад! – закричал Чистик, хотя в его предостережении никто не нуждался.

Все пятеро поспешили отступить в глубину коридора. Огромный металлический лик заслонила завеса пламени…

– Ну все! Конец ему! Ко дну идет!

Елец ковылял вперед даже медленнее Чистика, изрядно покачивавшегося на ходу. Такой слабости в коленях он не припоминал за собою с младенчества.

Еще один глухой взрыв, и все вокруг стихло. Тишину, воцарившуюся в коридоре, нарушало только шипение пламени. Шагавший в ногу с Чистиком Молот, замедлив шаг, наклонился и подхватил с пола пулевое ружье.

– Со спящего, – жизнерадостно пояснил он Чистику. – Видишь, как ствольная коробка блестит? Похоже, из него ни разу еще не стреляли. А за своим я вернуться не смог: мне ж тебя караулить велено, да и через мое уже около пяти тысяч пуль пропущено…

Вскинув новое пулевое ружье к плечу, он сощурился, устремил взгляд вдоль ствола. Орев испуганно каркнул.

– Эй, осторожней! – воскликнул Чистик. – Что, если Дойки зацепишь?

– Оно ж на предохранителе, – пояснил Молот и опустил оружие. – А ты ее, выходит, знаешь давно?

Чистик кивнул и замедлил шаг, чтоб поотставший Елец смог догнать их.

– Ага. С весны, кажется.

– У меня тоже когда-то девчонка была, – сообщил ему Молот. – В горничных служила, но с виду ни за что не догадаешься. Симпатичная – просто картинка.

Чистик понимающе кивнул.

– А потом у вас что стряслось?

– А потом пришла моя очередь отправляться в резерв. Улегся спать, а когда проснулся, меня в город уже не направили. Может, и надо было туда наведаться, разыскать Моли, – пожав плечами, рассудил Молот, – только прикинул я и решил, что к этому времени она уж подыскала себе кого-нибудь еще. С ними ж почти всегда так.

– Ты тоже, если захочешь, подыщешь себе кого-нибудь обязательно, – заверил его Чистик и, приостановившись, оглянулся назад.

Талос из виду еще не скрылся, однако, оставшись далеко позади, казался всего-навсего оранжевым огненным пятнышком не больше ближайшего светоча.

– Главное, жив, – продолжал Чистик, – а ведь свободно погибнуть мог. Что, если б патера тебя не наладил?

Молот покачал головой.

– Я с ним вовек теперь не расплачусь. Мне ведь, честно говоря, даже не показать, как я люблю его. Вот известно тебе, что мы, к примеру, не умеем плакать?

– Бедная железяка! – каркнул Орев, искренне огорченный этаким положением дел.

– Ты ж тоже плакать не умеешь, балда, – напомнил ему Чистик.

– Птичка… плакать!

– Вы, фаршеголовые, вечно твердите, как нам, хемам, жить хорошо, – продолжал Молот. – Хорошо, да уж… Есть не способен, дежурства тянешь по семьдесят четыре часа подряд, а бывает, и по сто двадцать. И спишь так долго, что сам Круговорот успевает перемениться: проснулся и марш-марш новые процедуры заучивать. И, мало этого, по семь-восемь жестянок на каждую бабу… сам не желаешь такой сладкой жизни попробовать?

– Нет уж, лохмать его. Собственной обойдусь.

Нагнавший обоих Елец ухватил Чистика за плечо.

– Спасибо, что подождал.

Чистик стряхнул его руку.

– Я сам еле ноги тащу.

– Я б вас обоих на плечах унес запросто, – несколько жизнерадостнее сообщил им Молот, – да нельзя. Патера наверняка не одобрит.

Елец осклабился, обнажив темную брешь на месте пары отсутствующих зубов.

– Ай, мама, в лодку не сажай!

Чистик невесело хмыкнул.

– Он это не со зла, – заверил их Молот. – Наоборот, обо мне заботится. Потому я за него и умру, если что.

– А о старых товарищах ты что ж, позабыл? – вовремя отвергнув первое пришедшее на ум замечание, полюбопытствовал Чистик. – Ну о других солдатах?

– Ясное дело, нет. Только патера – он в первую голову.

Чистик понимающе кивнул.

– Ты об общей картине подумай. Нашим главнокомандующим должен быть кальд. Согласно уставу. Однако кальда у нас нынче нет, а это значит, все мы в тупике. Ни у кого нет права распоряжаться, но бригадой командовать надо, иначе как службу нести? Песок – мой сержант, понимаешь?

– Ага.

– А Шихта со Сланцем у нас в отделении рядовые. Сержант отдает приказания мне, я – им, они говорят: так точно, капрал, будет сделано… только всем от этого не по себе.

– Девочка… ждать? – осведомился Орев, не сводя глаз с обнаженной спины Синели далеко впереди.

– Не бойся, рано ли, поздно, а остановится, подождет, – успокоил его Чистик. – И клюва зря не разевай: он интересные вещи рассказывает.

– Вот, для примера, на днях, – продолжал Молот, – присматривал я за пленным. Вдруг шум поднялся, пошел я разбираться, а он смылся. Будь все в порядке, с меня б за такое лычки содрали, понимаешь? Но при нынешнем бардаке отделался я только выволочкой от Песка да еще одной, от майора. Почему?

С этим он ткнул в сторону Чистика пальцем толщиной с трубу, но Чистик лишь отрицательно покачал головой.

– А я объясню. Потому что оба они понимали: Песок вообще не имеет права никем командовать. Захотел бы я, мог бы просто ответить ему «бе-бе-бе», и дело с концом.

– «Бе-бе-бе»? – непонимающе воззрившись на Молота, переспросил Орев.

– Хочешь по прямой резьбе? Мне крайне погано сделалось, когда все это произошло, но выговоры оказались куда как хуже. И не из-за того, что они там наговорили. Я таких вещей столько наслушался – хоть сейчас все наизусть спою. Главное дело, лычки при мне оставили. В жизни бы не подумал, что когда-нибудь такое скажу, но это чистая правда. Могли бы снять, да не стали, потому что понимали прекрасно: полномочий от кальда за ними нет… а я все думаю, думаю: не надо мне ваших приказов, сам эти лычки сотру, и вправду готов был стереть, только им бы от этого еще поганее стало.

– А мне сроду не нравилось пахать на кого-либо, кроме себя самого, – признался Чистик.

– Совсем одному все ж никак. Надо, чтоб рядом был кто-то… по крайней мере, мне – точно. Ты как себя чувствуешь? В норме?

– Лучше, чем было.

– Я за тобой гляжу, потому что патера так хочет. Гляжу и вижу, ты еле ноги волочишь. Головой приложился крепко, когда талоса подбили; мы думали – все, каюк.