Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк

ушла жизнь. Вытекла незаметно и растворилась в прохладном полумраке бэтээра, в запахе смазки и гуталина. Он открыл глаза, рука бессильно опустилась. Он сидел, ссутулившийся, над мертвым Алексеем, разом уменьшившийся наполовину, и не знал, что делать. Он не знал, как жить дальше.

Потом он сгреб мягкое, еще не окоченевшее тело в охапку и вытащил из броневика. Положил осторожно на землю, опустился на колени и осмотрел его. Весь правый бок был залит кровью. Рваный комбинезон в районе печени указывал на место попадания осколка.

Алексей лежал на спине, его перепачканное спокойное лицо походило на лицо спящего человека, если бы не мертвенная бледность. Гриф стоял на коленях и всматривался в него. Он ни о чем не думал, кроме как об одном. В голове вертелось, как заезженная пластинка: «Я не успел. Не успел. Не успел. Не успел. Я не успел…». Другие мысли не шли в голову, он смотрел на Алексея и уже его не видел. Он вообще больше ничего не видел, хотя глаза были открыты. Он пребывал в тупом оцепенении и ничего не предпринимал, чтобы из него выйти. Он словно провалился в безвременье. Все часы мира для него остановились. Что с ним? Даже когда лупырь пытался выбить его из тела, такого не было. Он сейчас был… был таким, как когда-то Алексей, когда вел его за катушкой. И, как он, тоже мог испытывать боль. Сейчас очень жгло за грудиной, там, где у людей находится сердце.

Он не замечал, как из правого глаза прозрачная, словно выжатая из всех тех мук, которые он перенес, постояла на краю, а затем перетекла через веко. Она была одна, прокатилась вниз по грязной, обветренной, дубленой коже и запуталась в проволочной щетине. След от нее поблескивал на мутном солнце.

- Это я виноват, - прошептал Гриф онемевшими губами, а потом вскинулся и заорал во все горло: - Это я!!! Я виноват!!!

С криком из него вышел весь воздух. Грудная клетка вогнулась, сам он как будто скукожился. Потом часто, трудно задышал, взгляд его зацементировался, налился серой свинцовой тяжестью, от которой трудно было поднять глаза от земли.

- Отмолил я у тебя дочь и Яву отмолю, - зашептал он с какой-то непонятной уверенностью. - Меня возьми, я грязь, я ничто, я убивал, грабил. Меня возьми. Меня, - говорил он так, словно торговался на развале. Негромко, доверительно, с заискивающей ноткой. - Только его отпусти. Дурак он. Не тот кусок схватил, молодой, не разобрался. И я, дурак, не отговорил. Он не нужен тебе. Он раззява. Так, сопля. Ты его проглотишь и даже не заметишь. Меня возьми. Во мне мяса больше.

Замолчал, словно выслушивал ответ. Не дождавшись, медленно поднял голову к мутному кругу за тучами и завыл, завыл как зверь, угодивший в аномалию.

Катарактным глазом зона равнодушно взирала на сталкера, впервые попросившего у нее что-то не для себя. Не побрякушки и цацки, которые приманкой разбросала она по оврагам и ямам, мольбы и просьбы за которые гулом стоят в ушах. Нет. Дорогого сталкер хотел. Душу.

Этот алмаз неграненый она уже нанизала на нить и сейчас в пальцах своих корявых вертит, любуется чистотой камня и раздумывает. Взглянет на тень, стоящую на коленях, думает: «Этот сталкер уже мой с потрохами, куда он денется, такой пройдоха. А может, не злить его такого? Кроме раззявы, никого у него не осталось». Снова зона смотрит на камень, уж больно чист он. Чище прочих в ожерелье будет. Крутит, не налюбуется. И раздумывает… Надо посмотреть, на что сталкер ради него готов.

Стоит сталкер на коленях, на солнце гнилое смотрит. Потом обреченно опускает голову и еще долго так стоит. Ждет чего-то. Затем поворачивается влево, вглядывается за лес, за дом, за изрытое поле с траншеями, желваки на скулах так и перекатываются.

- Ну и черт с тобой, - рычит он, и взгляд у него уже не торгаша. Смотрит он зло исподлобья, зубами скрежещет, словно каменную крошку трет. - Не отдашь, я сам его заберу. Сука старая, будь ты проклята!!!

Глава 29. Бункер

Взгляд сталкера все густел, все становился страшнее. Его глаза словно бы утопали в глазницах. Смотрели черными углями, поблескивая из глубины черепа.

Гриф встал рывком. Наклонился, легко поднял с земли Алексея, словно бы и не было трудных, голодных, выматывающих дней. Перевалил его через плечо и понес к роботу. Поднял по опоре, запихнул в кабину, затем сам втиснулся. Он разместил Алексея на полу, облокотив спиной на стенку. Вытянутые ноги мешались, пришлось их согнуть в коленях. Поворотный рычаг упирался парню в затылок. Отчего тот сидел скособочившись, сильно наклонив голову вперед, упершись подбородком в грудь. И вся его поза была неудобной, неестественной.

Гриф пристегнулся, посмотрел на тело, убеждаясь, что не будет мешать двигать машину вперед. Поставил ноги на поршни, автоматика придавила стопы. Руки плотно легли в рычаги, ухватисто сжали прорезиненные рукоятки. Сталкер коротко выдохнул, сделал шаг назад. Затем развернулся и, глядя на уже набивший оскомину мертвый лес, захромал по старому следу.

Туман на него не набрасывался. Гриф вообще его не видел. Клещи не смыкались и не щелкали, на просеке они были все перемолоты в щепу.

Сталкер глядел на серое небо, чашкой накрывшее зону, которое никогда не будет ласковым и мягким, на мутное бельмо-солнце, которое никогда не согреет. Казалось, зону обогревает внутренний подземный реактор, работающий на душах погибших сталкеров.

«Сука, сука, сука, - злился Гриф на проклятую землю. - Фига тебе, а не Яву. Не получишь ты его. Подавишься, гадина. Стольких ты загубила, забрала на пустяках. Манишь, а потом давишь. Манишь и давишь». Он прошел мимо дома с мастерской, с подземной лабораторией и ходами, в недрах которых притаилась дымная тварь.

Мрачный, побитый временем и осадками дом гнил и разрушался. Сейчас он выглядел еще старее и удрученнее, чем в тот, первый раз, когда всем заправлял кэп. Левая створа входной двери отвалилась и, сырая, лежала перед входом, подобно коврику. Правая была нараспашку и держалась лишь на нижней петле.

Смутные воспоминания зябким ветерком коснулись сталкера, он забыл о доме, едва тот скрылся за кабиной. Гриф шагал через изрытое траншеями, с насыпями блиндажей, с пулеметными гнездами поле. Лоб его покрылся испариной, слипшиеся волосы свисали сосульками.

В ямах, низинах по дну окопов ворочался призрачный жидкий туман. Дряхлый изнемогающий лес тянулся слева