Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк

унылой черной лентой. «Херушки тебе, а не Яву», - бормотал мысленно сталкер. Уставший, изможденный, он ощущал себя окислившейся, разбухшей и потекшей батареей. Чем-то наподобие того аккумулятора, который вдруг ни с того ни с сего после долгих лет издыхания на свалке выдал коматозные вольты. Отчего замерцала ржавая фара и захрипел клаксон.

«Не хочешь меня взамен, тогда никого не получишь. Обойдешься, тварь ненасытная. Все тебе мало, все никак не обожрешься. А вот выкуси-ка. Обломос, красотуля. Ты думаешь, у меня не получится? Опять тебе херушки. Уже два раза херушки. Я смогу. Все получится. Вот увидишь, и обольешься ты с горя кровавыми слезами. Вытру я об тебя ноги, а напоследок еще и плюну в твою рожу страшную. Вот увидишь… Не отдам я тебе Яву. Хоть убей, не отдам. Подавишься куском таким. Подавишься, задохнешься и сдохнешь, сука паршивая».

Он шагал через траншеи и рытвины в полуобморочном состоянии. Тот эмоциональный подъем, который задействовал резервы и придал силы на старте, источался, испарялся вместе с влагой через поры. Даже язык едва ворочался во рту, оглаживая драгоценный осколок.

Гриф уже не хотел курить, а думал о глотке чистой воды. Она плескалась в его глазах. Уши слышали журчание ручья, а кожа как будто ощущала его прохладу.

Несколько раз сталкер спотыкался, но каждый раз срабатывала автоматика, и изуродованная машина удерживала равновесие. Сталкер изредка взглядывал на обмякшее тело парня. От тряски он сполз и теперь скрюченный почти полностью лежал на полу. Ноги его согнулись до предела и пятками берца касались ягодиц. Колени развалились в стороны, правое привалилось к рычагу заднего хода. Левая рука с посеревшей кожей лежала на животе, правая сползла на пол, вывернулась ладонью вверх и притиснулась к поршню. С каждым шагом, когда поршень приподнимался, кисть подпрыгивала, соскальзывала и со стуком ударялась костяшками о металл.

«Плевать, - думал Гриф, не находя в себе силы делать что-либо большее, чем шагать и смотреть под «ноги», - ему теперь пофиг».

На неровностях машину качало и переваливало, сталкера кренило и бросало в ремнях так, что он перестал замечать ее хромоту. Скрежет усиливался, Гриф осознавал ненадежность своего ходока и был готов тащить Яву на себе. И чем ближе был бункер, тем сильнее крепла уверенность, что сможет его дотащить.

Гриф считал, что там, где все началось, там и должно закончиться. Он не знал, откуда у него такая уверенность, но она была в нем подобно вере монаха в Отца Небесного.

Наконец, робот ступил на плиту, где когда-то Гриф с Явой собирали гильзы с камешками, сделал шаг и остановился перед входом. За рамой дверного проема виднелся высвеченный тусклым солнцем квадрат бетонной площадки. Дальше шла темнота.

Гриф повернул кабину и не спеша пристальным взглядом протралил прилегающие окрестности, - как на кладбище, тихо и неподвижно.

Сталкер опустил кабину, открыл дверь. Алексей норовил вывалиться первым. Гриф придержал его. Дождался, пока дверь поднимется, опустил на бетонную мусорную плиту сначала парня, не особо церемонясь и аккуратничая (беречь мертвое тело не было смысла), затем выбрался сам. Перекинул Алексея через плечо. Он был нетяжелым, Гриф даже не гнулся под ним. С ношей подошел к дверному проему. Двери, запирающей бункер, не было ни на месте, ни поблизости. Лишь здоровенные петли, намертво приваренные к коробке, указывали на ее существование. Судя по толщине железной рамы, полотно имело в сечении сантиметров двадцать.

Придерживаясь стены, Гриф спустился по лестничному маршу. В бункере было прохладно, пахло все тем же гуталином, масляной краской, сырой побелкой. Сталкер свернул направо. Темный четырехметровый коридор в конце светился тусклым желтым квадратом. «Неужели она все еще горит?». Войдя в оружейную комнату, Гриф не очень удивился, когда увидел все ту же тумбочку, на ней - горящий торшер, рядом - телефонный аппарат. Только в этот раз трубка лежала на рычагах. Грифа так и подмывало снять ее и приложить к уху. Но он испугался. Испугался голоса, который в ней услышит. Он может оказаться голосом капитана, Федорыча, Танюшки, его собственным, а возможно, и Явы.

Слева проплыли распахнутые оружейные шкафы, справа - разбросанные табуреты. В бункере хотя и было безлюдно, тихо, казалось, он обитаемый. Казалось, буквально перед его появлением здесь находились люди. Занимались своими делами но затем по сигналу все попрятались. Возникло дежавю. Ощущение кулис перекочевало из подземной лаборатории сюда. Снова за ним кто-то наблюдал и давился смешком. Сталкер обернулся. С мертвым телом быстро не получилось, поэтому Гриф не удивился, когда сзади никого не оказалось.

С неприятным чувством присутствия соглядатая Гриф прошел оружейную комнату и постепенно растворился в сгущающемся полумраке коридора. Свернул направо, стало совсем темно. Нос уловил знакомый запах псины.

Сталкер шел тяжело, шаркая берцами по бетонному полу. Его сиплое дыхание разносилось в прохладной тишине болезненной одышкой. Свесив руки плетьми, Алексей покачивался за спиной носильщика в такт его шагам. Кровь, вытекающая через дыру в комбинезоне, пропитала куртку на плече сталкера, и темное пятно расползалось к лопаткам.

Гриф ничего этого не замечал, зато ощущал набирающее вес мертвое тело. Казалось, в Алексея незаметно заливают воду. Тащить его становилось тяжело и утомительно. Плечо под казавшимся ранее невесомым грузом теперь перекосилось. Гриф с натугой подбросил сползший труп, удобнее устраивая на плече. Хотел переложить на левое, но засомневался, хватит ли на это сил. Пот, стекающий по вискам, загустел и как будто превратился в смолу.

Запах собачатины усиливался. Гриф представил зарешеченные двери. Вместе с этим вспомнился неприятный звук стрекотания. Сталкер и сейчас вслушивался в окружавшие звуки. Пока они имели один источник, чем немного успокаивали.

Если бы не мертвое тело, Гриф непременно бы врезался. Коридор, в котором темнота стала кромешной, сворачивал налево под девяносто градусов. Лампа, под которой он встретил Яву и двоих вэвэшников, вопреки ожиданиям, не горела.

Алексей тем временем все продолжал тяжелеть. Гриф заметил, что шаг делает короче, а шаркающий звук слышится громче. Временами казалось, что все сон. Плохой, тяжелый сон. В голове от зверской усталости и измождения что-то сдвинулось, изменяя мироощущение. Он не мог ни о чем думать, кроме того, чтобы нести тяжелое, стотонное тело куда-то вперед. Он уже и не знал, зачем это делает и что ждет в конце пути. От усталости Гриф отупел, делал машинально то, что втемяшил себе в голову, без сомнений, без вариантов.

Сердце бухало тяжело, гулко, как будто шло по своему темному коридору и тоже едва волочило ноги. В