Лето, пляж, зомби. Окталогия - Наиль Эдуардович Выборнов

— Не спи, Край! — взмолилась Лика, продолжая гнать машину вперед. — Не спи! Тут чуть-чуть осталось, родной, потерпи!

Похоже, я отрубился всего на несколько секунд, хотя до меня прошло не меньше получаса. До моста еще было далеко. И по нам больше не стреляли, мы оставили место засады позади.

Эти уебки сейчас наверняка мародерят УАЗик, обыскивают тела, которые остались там. И ведь не вернуться, не наказать их. Вот же суки.

Я вдруг ощутил, как снова проваливаюсь в забытье, как глаза постепенно закрываются. Наташа вдруг ни с того ни с сего залепила мне по щеке. Боли особой я не почувствовал, но глаза снова открылись.

— Не спи, пожалуйста! — попросила Лика. — Я же люблю тебя, придурок, блядь. Как мы без тебя все будем-то, а? Люблю? Она впервые сказала это слово за все время. Вроде спали вместе и в прямом и переносном смысле, выживали, боролись. А про любовь никаких разговоров не было. А тут вдруг — люблю.

А я… Я ведь наверное тоже? Да. Не осознавал этого, потому что запретил себе. Но разве если бы я не любил, я не лез бы в такую залупу, чтобы им помочь, не пошли ли бы мы вдвоем с Оводом зачищать больницу, чтобы вытащить для нее врачей?

Овод… Не выполнит приказ уже. Не расскажет полковнику и остальным, есть ли возможность эвакуации или нет. И остальные не доехали.

— Родной, все хорошо будет! — закричала Лика. — Мы почти доехали, скоро на месте будем, вы выберемся!

Рулевое колесо в ее маленьких руках казалось огромным. Мне вдруг почему-то это показалось дико смешным, и я даже захохотал. Но резко заткнулся, потому что ощутил боль в животе. Она вернулась, тупая, ноющая, но все равно вернулась.

— Тетя Лика, чего это с ним? — спросила Наташа, посмотрев на меня с недоумением.

— Я не знаю, шок наверное! — срывая голос ответила Лика. — Главное — не давай ему спать!

Я попытался что-то сказать, но из горла вырвался только сип. Слюна вязко тянулась во рту, как будто я глотал битум. Губы пересохли.

— Пить, — простонал я.

— Нельзя тебе пить, ты в живот ранен! — проговорила Лика. — Нельзя, потерпи, пожалуйста… А… Наташа, смочи ему губы. Только губы, пить не давай.

Наташа сняла с моего пояса флягу, открыла ее и прислонила к губам, тут же отняла. Влага всосалась прямо во рту, и все. Ни капли внутрь не попало. Но стало легче.

— Только не отключайся, Край. Пожалуйста, — снова проговорила Лика. — Пожалуйста.

Мне действительно на несколько секунд стало легче. Что это, мнимое улучшение перед смертью? Или просто легче становится? Черт.

— Постараюсь, — прохрипел я. — Езжай…

Наташа снова отодвинулась вжалась в сиденье, как будто боялась дышать. Руки продолжали дрожать. Да уж, многовато выдалось на долю десятилетней девочки. Повидала она побольше многих взрослых мужиков.

— Вон, впереди! — закричала Лика вдруг. — На мосту! Пост какой-то! Стена, вышки! На них флаг висит, смотри!

Я с трудом поднял голову. Да действительно, вот он — мост. И прямо на нем находилась контурная линия укреплений. А наверху сидели люди, на вышках. Это точно не зомби, вооруженные, живые. Наши?

Триколор висит, русский флаг. Значит, наши.

Метров за триста я увидел, как с вышки на нас навели прожектор. Зачем? День же, и так все хорошо видно. Но в лицо мне ударил ослепительный свет. Через громкоговоритель заорал голос:

— Водитель неопознанного тигра! Сбавить скорость! Остановиться! Всем выйти с поднятыми руками!

— Остановись, но не выходи… — прохрипел я. — Покажи жетон… Лика затормозила, но на этот раз не резко, так что меня даже не качнуло, так и остался лежать на сиденьи, уставившись в потолок. Услышал, как открылась дверь. Лика не почувствовала, выскочила наружу.

— У нас раненый! — она кричала так, что даже голос срывался. — Очень тяжело! Он офицер! Вот жетон!

Прошла одна секунда. Две. Три. Я услышал шаги, приподнял голову и увидел как к машине подходит вооруженный «двенадцатым» мужчина в мультикаме. Лицо его мне показалось неуловимо знакомым. Он посмотрел на меня, развернулся и заорал:

— Тут раненый! Санитаров тащите! Сообщите в госпиталь, пусть операционную готовят!

Я снова попытался что-то сказать, но из горла вырвался только влажный хрип. Перед глазами всё поплыло, как будто смазал мою роговицу жиром. Все-таки довезла. Все-таки успели. И тут живые люди! Значит, и мы сколько-то еще проживем.

— Край! — послышался голос Лики. — Край, очнись! Да не спи ты! Смотри!

Я снова открыл глаза и уставился вперед. Машина стояла на мосту, вот он: два параллельных пути, один — железнодорожный, а второй — автомобильный. Широкий. Он ведет из Крыма на большую землю, туда…

Только вот не было ничего. Ни блокпоста, ни флагов, вообще ничего. Потом что мост метрах в ста обрушился вниз. И вокруг, на сколько хватало зрения, бушевал шторм. Тот самый, который мы видели каждый раз, когда приближались к побережью. Даже Тузлы не видно, что уж говорить про противоположный берег.

— Что… Что за… — прохрипел я.

— Край… — выдохнула Лика. — Тут ничего нет…

Её голос звучал не как у женщины, а как у человека, из которого только что вырвали сердце. Очень медленно, жестоко.

Я попытался приподняться, но тело не слушалось. Мышцы ватные, живот стянут тупой, холодной болью. Как будто внутри меня забралась какая-то тварь и там сдохла. Дышал я уже с трудом.

— Как ничего? — спросил я. — Как, блядь, ничего?

Наташа всхлипнула. Я увидел, как она закрывает лицо руками. Я не мог её обнять, не мог утешить. Ни её, ни Лику. Никого.

— Это конец? — спросила Лика. — Мы… Это всё?

Я смотрел в потолок. И не знал, что ответить.

Нет больше команды. Ни решений, ни приказов. Нет дороги. Вообще ничего не осталось. Есть только оставшиеся минуты. Я думал, что веду их к спасению, а привек к обрыву. К краю.

Хорошая ирония, да? Край. Имя-напоминание. Я и есть этот обрыв. Я и есть конец. Сколько раз они говорили мне, чтобы я не тащил их туда. Чтобы мы остались в Дачном, чтобы продолжили выживать. Чтобы бросил эту глупую надежду.

Лика перелезла на заднее сиденье, отодвинув Наташу, прижалась ко мне, положила руку на живот, около раны. Я почувствовал, какие холодные у нее пальцы.

— Прости, — прошептал я.

— Нет, — покачала она головой. — Не прощаю. Потому что ты ещё жив. Потому что ты нас довёл. Потому что я всё равно тебя люблю. Даже если…