Лето, пляж, зомби. Окталогия - Наиль Эдуардович Выборнов

накрыло потоком тепла жаркого солнца. На несколько секунд я ослеп, и только потом, проморгавшись, увидел перед собой самый обычный деревенский двор. Забор обычный, из штакетника, сбоку на траве лежат дрова. Чурбак, а в нем засел топор, финский, такой же, как тот, что был у меня.

Что ж, уже что-то.

Сделав несколько шагов по траве босиком, я добрался до чурбака и схватился за топор. Рванул один раз, второй, пытаясь выдернуть его, но у меня ничего не получалось. То ли увяз глубоко, то ли я совсем ослаб. Ладно, сейчас мы тебя.

Схватившись обеими руками, я уперся ногой в чурбак и все-таки выдернул его.

Топор показался мне совсем тяжелым, я не уверен, что его смогу поднять, но к человеку с оружием в руках всегда будут относиться иначе, чем к невооруженному. А теперь мы попробуем найти кого-нибудь и поговорить, где я все-таки нахожусь.

Вот так вот, голым, с топором в руках и босиком, я добрался до калитки, не с первого раза сдвинул щеколду и вышел на улицу. Осмотрелся.

И тут мне все стало ясно. Я в Дачном. По этим улицам я набродился достаточно, чтобы ни с чем не перепутать. Только вот как я тут оказался? Это второй вопрос после того, как я остался жив.

— Край! — услышал я за спиной знакомый женский голос.

Обернулся, и увидел, как ко мне бежит Лика, причем выронив из руки какую-то корзинку. Пробежав через открытую калитку, она подскочила ко мне, обхватила руками, прижалась в груди. Толчок оказался легким, но я чуть не свалился в дорожную пыль.

— Очнулся все-таки! — проговорила она, а потом обхватила меня ладонями за щеки и принялась покрывать лицо поцелуями. — Очнулся! А я-то думала, что ты никогда не проснешься!

— Пойдем домой! — проговорила она. — Пойдем! Замерзнешь же!

— Да вроде тепло, — только и пробормотал я в ответ.

Она отлипла и только сейчас, похоже, заметила топор в моих руках. На ее лице появилось выражение недоумения, а потом она мягко положила на него руки и проговорила:

— Чего ж ты за топор хватаешься-то сразу? — спросила она, и попыталась вытащить у меня из рук. — Мало ли, что люди подумают? Три недели ведь провалялся без сознания, а теперь вот так…

— Три недели? — спросил я и выпустил инструмент из рук. Она тут же перехватила его, после чего мягко обхватила меня за плечи и повела обратно в сторону дома.

Я пошел, что тут еще делать. Действительно ведь, мало что люди могли подумать: валялся в отрубе, а потом выскочил с топором. Еще дрыном каким-нибудь приласкали бы на всякий случай.

В глаза бросилось ярко красное содержимое корзинки, которую она уронила. Помидоры… Или томаты. Не знаю уж, в чем разница. Она что, в огороде ковырялась что ли или в теплице?

Топор она по дороге бросила куда-то в траву, в сторону кучи дров. Мягко завела меня в дом, разулась, после чего мы вошли обратно в гостиную. На наши шаги проснулась и Наташа, посмотрела на меня и вдруг улыбнулась.

— Дядя Край… — только и проговорила она.

— Ладно, — проговорил я, мягко вырвался из хватки Лики, прошел на диван и рухнул на него.

Вроде прошел всего ничего, а ноги уже болят. Но ладно, главное — жив. И в безопасности. А мясо нарастет, это не большая проблема. Главное — хорошо питаться и не забывать тренироваться. Хотя с питанием сейчас могут большие проблемы быть.

— Наташа, иди на кухню, бульон процеди! — приказала Лика. — Только бульон, больше ничего Краю сейчас нельзя.

— Я бы сейчас мяса пожрал, — неожиданно для самого себя заметил я.

— Какое мясо? — блондинка посмотрела на меня, как на сумасшедшего. — У тебя треть кишечника вырезали, кое-как в себя привели. Бульон только и ничего кроме этого. Потом, как немного в себя придешь, будем что-то другое думать. А то я тебя не знаю, сейчас мяса нажрешься и попрешься железки тягать, как в прошлый раз!

Треть кишечника? Блядь, это, пожалуй, перебор даже для меня. Так что же это получается. Я теперь калека что ли? Нет, руки-ноги целы, но я теперь даже пожрать нормально не смогу.

Я нахмурился. Память на этот раз никуда не делась, и я помнил, в каком мире мы живем. Зомби, мародеры, бандиты и прочая мразь по Крыму бродит. И мужчина в первую очередь должен быть воином. Не солдатом, а именно воином. И что же теперь? Какой во всем этом смысл, если я теперь калека и своих защитить не смогу?

— Да не беспокойся ты так! — проговорила Лика, похоже, заметив, как я изменился в лице. — Саша говорит, все нормально будет, восстановишься. Про компенсацию что-то там рассказывала, мол, целые органы лучше работать начнут. Не быстро, конечно, но все равно.

Саша… Это хирург, которого я вытащил из городской больницы Судака. Мы туда вместе с Оводом ездили. А Овода теперь нет. И вообще никого нет, мы втроем остались. И, похоже, что власти в Дачном мы больше не представляем. Власть должна кормить и защищать, иначе в ней смысла нет. А я в своем состоянии себя защитить не способен.

— Что случилось-то? — спросил я. — Как мы тут оказались.

— Я вывезла, — чуть потупившись, будто от гордости, проговорила она. — Броневик-то на ходу остался, топливо еще было. Развернулась, да поехала. Нас снова обстреляли, но мы прорвались, а потом по другой дороге сюда приехали. И тебя на руки хирургам местным сдала. Саша говорит, еще полчаса и поздно было бы, но слава Богу, довезла.

Вот оно как…

— Правильно, говорят, — пробормотал я. — Добро, рожденное тобой, к тебе опять еще вернется.

Жестко, конечно. То, что выжил — уже, наверное, хорошо. И то, что не все-таки погибли. А Лика…

А она сильная. Не сломалась, а повела машину обратно, повезла нас в Дачное. Сложилось у нее в голове, значит, что там меня спасти могут. Хрупкая девушка за рулем этого огромного военного броневика. И довезла, однако. Спасла.

А еще я помню, что она сказала тогда, в машине. Что любит меня. И Наташа есть. Мне расклеиваться точно нельзя. Нужно восстанавливаться, силы набирать, чтобы я мог снова пользу приносить. Уже неплохо будет.

— Только… — проговорила она. — За три недели, пока ты в отключке валялся, кое-что поменялось здесь.

Понятно. А вот это, похоже, то самое «но». Не может же так хорошо все быть, верно?

— Что случилось? — спросил я.

— Сюда люди какие-то приехали две недели назад. Много, и на военных машинах. Но сами не военные, среди них разных хватало. Короче, теперь