Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

— Превосходно, Алексей Филиппович, просто в высшей степени превосходно! — раз уж князь Белосельцев был здесь старшим по чину, он и оценил мой доклад. — Что же, теперь и я уверен, что Бессонов повторит нам то, что вы сейчас уже рассказали. Но каков мерзавец! Убить родного дядю из-за денег, убить троих человек, чтобы скрыть свое преступление, убить первого попавшегося человека для сокрытия чужого преступления и наконец убить пусть и изменника, но виновного не перед ним, а перед государем! Да и Буткевич — тот еще поганец с этим Бразовским! Видите, с какими мерзкими людишками приходится нам, губным, дело иметь!

Следующим по чину был Горюшин, но он промолчал. Оно и понятно — ему-то сказать было особо и нечего. Не удивлюсь, если после всего он получит по службе взыскание. Жаль, конечно, ко мне он отнесся очень неплохо, но… Служебные понятия о справедливости несколько отличаются от обычных человеческих чувств. Ну нет уж, коляска, в которой я последние дни перемещался между губными управами и квартирой, стоит не только моей благодарности, но и ответной любезности…

— Должен сказать, ваше превосходительство, я всегда уважал и чтил губных за их нелегкую службу, направленную во благо и безопасность подданных Царства Русского, — со всем почтением произнес я. — И в ходе расследования в очередной раз убедился в честности и неброском геройстве чинов губной стражи и губного сыска. Да, был Буткевич, подлец и изменник. Но был и помощник губного пристава Штерн, честный и умелый человек, можно сказать, раскрывший Бессонова. Если бы не измена Буткевича, более трех убийство Бессонов бы не совершил. И я должен выразить самую искреннюю признательность Дмитрию Ивановичу и Афанасию Петровичу за ту огромную помощь, что они оказали Палате государева надзора в этом деле. Как и вам, Иван Данилович, — это я уже майору Степанову.

— Отрадно слышать, — князь Белосельцев явно остался доволен моей речью. — Теперь же, господа, позвольте пригласить вас на небольшое товарищеское застолье в ознаменование завершения столь запутанного и пренеприятнейшего дела! Прошу пройти в приемную залу, стол уже должен быть накрыт!

Пользуясь тем, что князь отвлекся, выбираясь из-за стола, Горюшин адресовал мне полный благодарности взгляд.

Эпилог

— Семен Андреевич, позвольте спросить, — я наконец решился. Вопрос этот я хотел задать Лахвостеву еще перед моим финальным докладом генерал-надзирателю князю Белосельцеву, но духу не хватило ни тогда, ни после доклада, а потом просто не до того стало.

В Усть-Невском мы оставались недолго. Допросы Бессонова показали почти что полное совпадение с моими умозаключениями, отличаясь разве что в каких-то совсем уж незначительных деталях, и я пожалел, что не с кем было побиться об заклад, мог бы заработать. Шучу я так, если кто еще не понял. Кстати, по моей просьбе мне дали провести один из допросов самому — очень меня заинтересовало предвидение Бессонова. Увы, допрос оказался бесполезным. Бессонов своего предвидения не понимал, считая его неким чутьем, хотя и прислушивался к нему. Ну игрок, что вы хотите… Меня, кстати, он тоже почуял и почему-то посчитал, что мое убийство позволит ему и дальше оставаться на свободе. Нет, никакой одиночка, как бы удачлив и изворотлив он ни был, с организованной системой тягаться не сможет.

С Лидой я встречался до своего отъезда в Москву почти каждый день. Она, конечно, заметно раскрепостилась, но все же надо исполнить обещание и выяснить, что там произошло с ее мужем — он все еще ее держит, пусть и не так сильно.

Перед самым нашим отъездом пришло известие, что наши вернули себе Выборг, после чего со шведами было заключено перемирие и начались переговоры о мире. Датчане тем временем взялись за шведов всерьез, заблокировав с моря Гетеборг и подступая к нему по суше, поэтому шведы наверняка пойдут нам на уступки — мир с нами крайне им необходим, чтобы высвободить армию и отбиться от датчан. Ну и ладно, это их трудности. В бывшем моем мире Швеция как раз к этому периоду образумилась и больше на нас не лезла, хотя и помогала немцам в обеих мировых войнах, может, и здесь эта война приведет их к более реалистичной политике. Хотелось бы…

Доклады о расследовании в Усть-Невском мы с Лахвостевым писали каждый свой, но подали их вместе. Пока я оформлял увольнение от службы, пришел вызов из Кремля и я снова предстал перед государем. Царь довольно мягко пожурил меня за своеволие с участием в войне, задал мне несколько вопросов по содержанию моего доклада и заверил, что обещание свое исполнит, как только Боярская Дума соберется на заседание в полном своем составе. Нет, думайте, что хотите, а я уверен, что государь решил поставить дядю Андрея во главе Думы заранее, а для меня он увязал это с расследованием в Усть-Невском исключительно для лучшей мотивации. Дома все своим чередом, Васька пока в армии, Митька, Татьянка и Оленька моему возвращению жутко рады, матушка тоже рада, но, кажется, до сих пор переживает мое ранение, отец мне за побег на войну выговорил, но так, в допустимых пределах. А уж когда я ему рассказал про колючую проволоку в действии, он аж руки потирал в предвкушении новых заказов.

Что там с новыми ружьями и патронами, я пока не разбирался. Во-первых, надо собраться вместе с дядей, во-вторых, не до этого было — немало времени заняло оформление бумаг с завершением расследования и увольнением. Зато буквально вчера я был официально от службы уволен, а сегодня мы с Лахвостевым сидели в кофейне Берга, где подавали не только кофе и замечательные пирожные, но и горячительные напитки с соответствующими закусками. Вот я, наконец, и решился.

— Спрашивайте, Алексей Филиппович, — позволил Лахвостев. — Только давайте сначала еще по одной?

Мы выпили по рюмочке немецкой яблочной водки, которую тут подавали с порезанными на дольки яблоками, и я спросил:

— Скажите, Семен Андреевич, а почему вы поставили докладчиком по делу Бессонова именно меня? Откровенно говоря, мне это показалось не вполне обычным для начальника.

— Вот как? — усмехнулся майор. — По-вашему, начальник должен задвинуть подчиненного подальше и приписать его заслуги себе?

— Заметьте, Семен Андреевич, не я это сказал, а вы сами, — развел я руками.

Лахвостев расхохотался.

— Да, Алексей Филиппович, вроде уже и привык к вашей манере изъясняться, но удивлять меня вы не перестаете, — отсмеявшись, сказал он. — Но что касается вашего вопроса… Вот вы от службы уволены, и от вас