Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

в клубах табачного дыма казалось призрачным. Но глаза… в них теперь горел тот же холодный, расчетливый огонь, что был у лучших хирургов или саперов. Огонь человека, принявшего свою судьбу.

— И, Сергей Маратович… — добавила я, и мое отражение в темном стекле окна на мгновение слилось с силуэтами огней за ним. — Забудьте слово «пирамида». Даже в мыслях. Мы строим Фонд Будущего. Запомните это. Поверьте в это. От этого зависит, останетесь ли вы строить это будущее… или станете частью прошлого, которое смоет первой же волной.

Он медленно, кивнул, и встал. Затушил сигарету в пустой пепельнице, взял свой потертый блокнот. На пороге он обернулся, и наши взгляды встретились в последний раз — два архитектора, начинающие чертить планы для ковчега, который должен был спасти нас самих, пока мир вокруг готовился утонуть.

— Будет сделано, — тихо сказал он и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

Я осталась одна. Тишина кабинета теперь была иной — тяжелой, заряженной тиканьем невидимых часов, отсчитывающих время до августа. До краха. До начала нашей великой, чудовищной аферы спасения.

* * *

Мой «Фонд Будущего», эта благопристойная, отполированная до блеска пирамида, не просто росла. Она цвела буйным цветом. Мы давали на десять процентов выше самых лучших банковских вкладов — достаточно, чтобы глаза у людей загорались жадным блеском, но не настолько, чтобы у аналитиков срабатывала тревога. Сначала деньги текли тонким, осторожным ручейком: пенсии бывших учителей, скромные накопления инженеров, «про запас» мелких предпринимателей. Каждый месяц мы исправно платили дивиденды, и ручеек превращался в реку. Популярность и агрессивная, правильная реклама делали свое черное дело. Поселяли в умах людей где их ждет реальное спасение.

А потом мир начал шататься.

Сначала как отдаленный гул — заголовки в деловых сводках о проблемах с ипотекой в США. Потом гул перешел в тревожный рокот. Август 2008-го ударил, как обухом: война на Кавказе, резкое, паническое похолодание в отношениях с Западом. И наконец, сентябрь — обвал. Тот самый, который я ждала и на который настраивала всю нашу машину.

Рынки рухнули. Банки замерли в параличе, сжимая ликвидность в стальных объятиях. По телевизору говорили успокаивающие слова, но в глазах дикторов читалась животная паника. Люди в одночасье почувствовали, как почва уходит из-под ног, как бумажные богатства тают на глазах.

И тут они увидели нас.

«Фонд Будущего» не дрогнул. Наши проценты по-прежнему сияли в рекламе, как маяк в шторм. Наши офисы — сначала один, потом три, потом пять — были переполнены.

Это был уже не поток, а горная лавина. Люди несли мешки наличных, сейфовые книжки, выводили последние деньги с замороженных счетов. Они ломились в двери, их глаза были полны отчаяния и надежды. Они хватались за нашу пирамиду, как за спасательный круг в бушующем океане финансового хаоса.

Мы еле справлялись. Первоначальная команда из нескольких человек, работавших в тесной комнате, захлебнулась в этом потоке. Пришлось экстренно расширяться.

Я арендовала целое двухэтажное здание в престижном, но не кричащем бизнес-центре. Теперь здесь кипела жизнь: десятки операционистов, принимающих вклады; отдел кадров, срочно нанимающий новых; юристы, день и ночь штампующие договоры; IT-специалисты, укреплявшие сервера, которые грозили рухнуть под нагрузкой онлайн-заявок.

Из моего кабинета на втором этаже, за бронированной дверью и стеклом с тонировкой, я наблюдала за этим безумием. Гул голосов снизу доносился как отдаленный прибой. На мониторах, встроенных в стену, в реальном времени ползли графики: падающие в бездну индексы ММВБ и РТС — и растущая, словно зеленая исполинская волна, кривая поступлений в Фонд. Мы покупали падающие активы за гроши, как и планировали, используя входящий денежный поток как бесконечный насос. Деньги работали с бешеной скоростью.

Дела на бирже, которыми теперь управлял целый отдел талантливых, амбициозных и абсолютно беспринципных трейдеров, шли в гору. Вернее, мы шли против всеобщего падения, вырезая из него свои дивиденды. У нас были данные, которых не было ни у кого. У нас была моя уверенность, мои «знаки», которые для них были высшим аналитическим откровением. Они верили в мою гениальность, не подозревая об ее источнике.

Для них я была оракулом, предсказавшим кризис, и они были готовы слепо следовать за мной хоть в бездну.

Иногда, поздно вечером, когда основной шум стихал, я выходила из кабинета и шла по пустым, ярко освещенным коридорам. Мимо рядов пустых рабочих мест, где днем кипела жизнь. Я слышала щелчки уборщиц, выносивших мусорные корзины, битком набитые черновиками договоров и распечатанными графиками. Запах свежего кофе, стресса и новой мебели смешивался в душный, специфический коктейль успеха.

Я строила империю на песке всеобщей паники. Каждый новый вкладчик, каждый переведенный рубль был кирпичиком в этой империи. И с каждым днем стены росли все выше, а песок под фундаментом становился все зыбче. Я смотрела на эту свою стройку и чувствовала не гордость, а ледяную тяжесть. Я создала монстра, который теперь требовал постоянной пищи. И остановиться было уже нельзя. Можно было только идти вперед, надеясь, что ковчег успеет подняться над потопом, прежде чем волны хаоса настигнут его и нас.

То двухэтажное здание, где кипел «Фонд Будущего», было лишь видимой частью айсберга.

Настоящая работа шла в другом месте. На верхнем этаже, за еще более серьезными дверьми с биометрическими замками и защитой от любых электромагнитных наводок, располагалась моя настоящая лаборатория будущего — «Инкубатор».

Здесь не пахло деньгами и паникой. Здесь пахло кофе, перегретым металлом серверов и пылью от печатных плат. Здесь царил другой гул — ровный, навязчивый гул кулеров и приглушенные споры программистов.

Сергей Маратович, мой архитектор пирамиды, в этот зал не допускался. Здесь правили другие — молодые, с горящими фанатичным блеском глазами, набранные по всему миру за баснословные деньги и еще более баснословные обещания.

Они были гениями кода, криптографии, нейросетей. Для них я была не финансистом, а провидцем, меценатом, дающим им шанс построить то, о чем остальной мир еще даже не смел мечтать.

Я принесла им идеи из будущего, которое помнила. Обрывки, эскизы, принципы. И они, как одержимые, воплощали их в жизнь.

В одной звукоизолированной комнате, под присмотром бывшего криптографа из Швейцарии с параноидальным взглядом, рождался «Рускоин». Не просто очередная криптовалюта.

Это должен был быть цифровой суверенитет. Алгоритм, заточенный под мгновенные, анонимные, не отслеживаемые извне транзакции. Собственный майнинг-пул, распределенный по защищенным серверам в неприметных ангарах по всей стране.

Мы прорабатывали не просто технологию блокчейна, а его интеграцию в будущую финансовую экосистему, где «Фонд Будущего» стал бы главным шлюзом между старыми деньгами и