Фантастика 2025-54 - Андрей Еслер

отработанную годами схему. Последний случай был вопиющим. Одно дело – убийство бродяжки или дочери простого обывателя, совсем другое – гибель девушки, отец которой – глава одной из крупнейших группировок города.

Впервые за долгую жизнь Паоло усомнился в правильности своего поведения. «Вот что происходит, когда в поступках руководствуешься не жесткой логикой, а даешь волю эмоциям», – думал он, имея в виду злобу – единственное чувство, доступное ему во всей силе и многогранности. Граф обратил Диониссио не потому, что этот юноша был нужен клану, а из желания отомстить. Слишком задел графа отказ Леонардо от обращения. Убить мастера Паоло не мог. Он предвидел, что да Винчи станет великим художником, и не желал лишать себя удовольствия от лицезрения картин, которые тот напишет в будущем. Поэтому граф решил причинить художнику душевную боль, здраво рассудив: «Страдания лишь подхлестнут вдохновение». А что может быть страшнее, чем потеря ребенка? Родных детей у Леонардо не было, зато был любимый ученик…

Стоило более тщательно изучить мальчишку перед обращением, присмотреться к его порокам и слабостям. Из слабохарактерных людей выходят самые жестокие стриксы. А жестокость юноши вошла у клана в поговорку, за неуемную тягу к наслаждениям его даже прозвали «наш маленький Дионис». В который раз Паоло поразился прозорливости мастера, написавшего Вакха именно с этого ученика[78].

– Что ж, я понял тебя, – кивнул граф. – А ты понимаешь, что нарушил законы клана и должен быть наказан?

Юноша гордо вскинул голову:

– Я готов принять смерть.

Паоло показалось, что во взгляде Диониссио промелькнуло выражение облегчения.

– Позволь, я отрублю ему голову? – с робкой надеждой вмешался Луиджи.

– Что толку рубить голову стрикса обычным мечом? – улыбнулся Руджеро.

– Это посеребренный клинок, ритуальный! – возразил охранник.

Паоло уже собирался было отдать приказ о казни, как вмешался Джьякопо:

– У меня есть идея лучше. Отдайте его мне.

– Зачем? – удивился граф.

– На эксперименты, – просто ответил колдун. – Хочу изучить влияние некоторых факторов на бессмертный организм.

– В чем тогда наказание? – запротестовал Луиджи.

– Обещаю: он будет мучиться и жалеть, что не умер, – оскалился Джьякопо.

Паоло кивнул:

– Уведите.

Пусть ставит свои опыты. Теперь, после открытия Джьякопо, граф наконец убедился, что не ошибся в алхимике. А мании стриксов надо изучать.

Диониссио, уходя, не проронил ни слова. Он хотел перед смертью высказать то, что камнем лежало на искаженной душе, и даже ощутил некоторое облегчение, решив, что скоро его казнят. Но ему оставили жизнь – значит, лучше промолчать.

В той, прошлой человеческой жизни у него было две страсти: живопись и женщины. Он отдавался им полностью. Днем работал в мастерской, учился у Леонардо, грунтовал холсты, смешивал краски, с фанатичным упорством постигал искусство рисунка. Мастер говорил, что у него есть талант. Обещал, что когда-нибудь Диониссио станет настоящим художником. Ночами юноша покупал блудниц в кабаках, когда были деньги, и простаивал под окнами порядочных девиц, когда денег не было. Спал урывками, даже не всегда успевал поесть, но чувствовал себя по-настоящему счастливым. Другие ученики не любили его за талант и красоту, за дерзость, граничившую с наглостью, за успех у женщин, а главное, за искреннюю отеческую любовь мастера, который собирался усыновить Диониссио. Прочили скорую гибель от пьянства или клинка какого-нибудь ревнивца. Он не слушал: зачем обращать внимание на завистников? Он был грешен и наслаждался своими грехами, нес их, словно знамя.

А потом появилась она. Лукреция. Невыносимо прекрасная и пугающе жестокая. Соблазнительная и неприступная. Сначала он боялся даже приблизиться – так роскошны были ее одежды, так царственна осанка. Но она подошла сама. Заговорила. Опутала сетями ласковых речей, соблазнила прохладным шелком прикосновений. Одним лишь взглядом вызвала обжигающую страсть. Искусительница, сирена, богиня… Сулила вечную жизнь в блаженстве, обещала, что всякая женщина, которую он пожелает, будет счастлива упасть к его ногам, что в его распоряжении будет вечность, чтобы постигать науку живописи.

Он согласился. Пожелал всей душою и принял обращение. Впереди было бессмертие, наполненное любовью и искусством.

Но все оказалось не таким, каким виделось в мечтах. Да, он приобрел способность наводить морок на людей и мог влюбить в себя почти каждую женщину. Но в теле не было мужской силы, чтобы доставить ей и себе наслаждение. Да, он стал бессмертным и мог сколько угодно оттачивать мастерство художника. Но душа утратила способность к вдохновению, а на глазах как будто появилась серая пелена, скрывавшая красоту мира. Он приобрел вечность и потерял то, что могло бы ее наполнить.

Ненависть – вот все, что он мог теперь испытывать. Ненависть к женщинам, которые теперь принадлежали не ему. Убийство стало единственным доступным ему искусством, в котором он мог совершенствоваться.

«Я выживу и обязательно отомщу», – думал Диониссио, уходя из дома делла Торре…

Большая графская охота… теперь она стала не та, что прежде. Ничего общего с кровавыми вакханалиями, во время которых опустошались целые деревни. Не было долгого ночного бега во главе возбужденной, скулящей от нетерпения стаи, чувство пресыщенности убийствами после охоты тоже кануло в Лету. Но азарт остался. Пожалуй, сделался даже острее благодаря осознанию того, что жертва будет всего одна. А возможно, не будет и вовсе – все зависит от того, появится ли этой ночью в парке или сквере, где проходит охота, случайный прохожий.

Паоло делал все, чтобы сохранить это ощущение азарта. Правилами большой графской охоты предписывалось выслеживать случайные жертвы, а не гоняться за человеком, заранее выпущенным в парк.

Стриксы редко оставались без добычи. Почти всегда находился припозднившийся гуляка, влюбленная парочка или просто излишне самоуверенный человек, не боящийся ходить по темным безлюдным аллеям.

Охота проводилась два раза в месяц. Ночь полнолуния – самая лучшая пора для всякой нежити и нечисти – принадлежала Паоло и его ближнему кругу. Последняя ночь ущербной луны была отдана остальным стриксам. Очередь устанавливал глава клана, учитывая заслуги подданных.

Сегодня охотился сам Паоло, его сопровождал верный Луиджи. Обычно стриксы ходили на охоту поодиночке, но начальник службы безопасности ни в какую не соглашался оставить своего повелителя одного. «Вы уж как знаете, мой господин, – ворчливо говорил он, – а только не отпущу я вас. Не положено – и все тут!» Эти заявления смешили графа, и он уступал гиганту.

Засаду устроили в самом запущенном парке, расположенном на сопке, поросшей лесом. Зарослей здесь было гораздо больше, чем аттракционов и скамеек, а узкие асфальтовые дорожки, змеившиеся среди деревьев, почти не освещались: лампы в фонарях давно разбились, а заменить их почему-то никто не торопился.

Паоло стоял возле одной из таких дорожек, спрятавшись за толстым