Человек без аппетита - Майлз Джон Брейер

действовать, и начал действовать немедленно. Я, знавший его лучше всех, мог бы с уверенностью предсказать, что он добьется успеха. Уинслоу разбрасывался деньгами направо и налево, пытаясь завоевать расположение дамы, но, по-видимому, Вольни удалось выполнить основные требования, поскольку его возлюбленная осталась ему верна, несмотря на экстравагантные ухаживания его соперника. Когда Уинслоу наконец понял, что потерпел неудачу, он повел себя как человек, потерявший рассудок. Лично я считаю, что это несчастье просто выявило слабые места в его наследственности; уравновешенный человек не поступил бы так, как он. Он поклялся, что когда-нибудь убьет Вольни. И действительно, однажды он напал на Вольни ночью в безлюдном месте парка, но за это ему подбили глаза и сломали нос. Эти факты хорошо известны читателям газет. Только я знал о Вольни то, чего не знали другие.

Да, я должен навестить его. Теперь, когда мы оба жили в достатке, мы должны вспомнить те давние времена, когда мы были студентами и нас связывала главным образом бедность. Помимо того, что у него был такой замечательный ум, я запомнил его еще и потому, что он был таким бедным, беднее меня, и часто голодал. Он почти все время был голоден, и часто я делился с ним своими скудными средствами. Он часто сожалел о том, что человек должен есть; он говорил, что это было не только неудобно в тех случаях, когда человеку нечего было есть, но и с точки зрения законов природы – питание было очень неэффективным; растениям гораздо лучше, потому что они могут обходиться без еды.

Он был самым блестящим студентом-исследователем, когда-либо обучавшимся в университете. Мои собственные достижения в научной области были немалыми, но я всегда считал его ум каким-то сверхъестественным чудом. Как я мог осуждать его жену, если она опасалась за его рассудок? Его обширные познания во многих областях науки, оригинальность его идей, ясность его рассуждений и поразительное мастерство, с которым он работал, были не менее удивительны и интересны, чем решимость, с которой он скрывал свои способности и свою работу и старался не привлекать к себе внимания. Все, кроме меня, считали его малоизвестным занудой.

Я вспомнил несколько случаев в университете, показывающих, что это был за человек. Однажды днем, когда воздух был наполнен волнением перед самым крупным футбольным матчем года и все, от уборщиков до профессоров, в напряжении ожидали исхода игры, Вольни нигде не было видно. Я не видел его с утра, но наконец обнаружил в нише одной из биологических лабораторий, в окружении стеклянных приборов, склонившегося над микроскопом.

– Футбол? – рассеянно пробормотал он. – Послушай… Ты знаешь, что такое абиогенез? Смотри сюда…

Я был так увлечен футбольным матчем, что не обращал внимания на движущиеся пятнышки, которые разглядел потом, когда пришёл в себя; и тогда я задумался, какая связь у них с абиогенезом – с теми разговорами о сотворении жизни, которые мы так часто слышали в то время в научном мире о создании жизни в лаборатории без помощи предшествующей жизни.

Для Вольни не было ничего необычного в том, что ему приходила в голову какая-нибудь странная идея, а затем он тратил все свое время на ее разработку в ущерб учебе и здоровью. Однажды он потратил две недели на кропотливые эксперименты, чтобы найти ошибку в учебнике, автором которого был его профессор; и когда он доказал это к своему собственному удовлетворению, он отложил свои записи и ничего никому не сказал об этом. Обычно он так и поступал: он не делал особого секрета из своей работы, но не был склонен говорить о ней. Однажды он позаимствовал кошку из зоологической лаборатории; позже я увидел, как она шевелится на столе, уставленному электрическими приборами; он манипулировал переключателями, и кошка дергалась, совершая скованные, отвратительные движения.

– Что случилось с этой кошкой? – спросил я.

Он посмотрел на меня с улыбкой.

– Ассистент убил ее на прошлой неделе для препарирования, – ответил он.

Когда он закончил медицинскую школу, ему не пришлось просить о должности. В течение следующих нескольких лет его репутация стремительно росла, и его заманивали к себе выгодными должностями. В течение многих лет он был биохимиком на факультете Чикагского университета. Затем, вскоре после начала войны, он стал медицинским директором фармацевтической компании Уолдо С. Ханта. Из-за войны цены на многие лекарства выросли до такой степени, что компания сочла целесообразным выплачивать ему двадцать пять тысяч долларов в год, чтобы он использовал свои необычные способности в попытке разработать более совершенные и дешевые методы приготовления дорогостоящих лекарств для американского населения. И то, чего он мог достичь на своем нынешнем посту, имея за спиной неограниченные ресурсы, не могло бы представить даже самое живое воображение.

И теперь его жена думала, что он не ест, что он, возможно, болен или что его рассудок в опасности. Что за эксперименты он задумал? – это было первое, что пришло мне в голову. Я знал его. В течение недели после ее визита в мой офис я виделся с ним на собрании Чикагского медицинского общества. Да, у него был тот же задумчивый, рассеянный вид, как будто он действительно был где-то в другом месте, а не здесь. Мы немного поговорили после собрания.

– Я рад, что ты здесь, старина, – сказал он. – Не думаю, что я кому-нибудь еще расскажу об этом, но мне всегда нравилось показывать тебе свои игрушки. Ты должен как-нибудь зайти ко мне, и я покажу тебе кое-что, что тебя удивит. По-моему, это самое удивительное, что я когда-либо делал. Это представляет не только научный интерес; я думаю, от этого у любого захватило бы дух.

После собрания был подан обычный ужин, но Вольни извинился и ушел, сославшись на срочную работу. Несколько дней спустя я встретил его на улице. Я поймал его за руку.

– Ты нечасто бываешь в этой части города, – сказал я. – Давай зайдем в «Шнабель» и найдем столик. Прошло сто лет с тех пор, как мы с тобой последний раз нормально разговаривали.

– О! – ответил Вольни. – Я даже мечтать не могу о том, чтобы поесть прямо сейчас. Мне было бы легче подняться в воздух. Приходи ко мне в лабораторию, это будет лучше всего. Когда ты увидишь мои эксперименты, ты всё поймёшь. Тогда мы и сможем поболтать.

Как я уже говорил, мне было довольно любопытно, над каким новым чудом он, возможно, работает. Однако различные мелочи постоянно мешали мне нанести