Психомодератор. Книга 1. Разделение - Никита Андреевич Борисов

несли не мужчины, а именно коллеги Когиты — шесть женщин из Сестринства психомодераторов. Их движения были синхронными, словно единый организм, каждый шаг был выверен многовековой практикой. Лодка, украшенная символами перехода и трансформации, плавно скользнула в воды Нейроозера с древнего причала.

Кристально-голубая вода озера начала менять свой цвет по мере движения лодки. Сначала тонкие струйки алого появились вокруг бортов, затем они расширились, образуя причудливые узоры. Наконец, когда лодка достигла центра озера и начала медленно погружаться, расщепляясь на молекулы вместе с телом Когиты, всё озеро окрасилось в глубокий, насыщенный красный цвет — символ окончательного единения умершей с водами Лакус Мартус.

Толпа издала коллективный стон — не плач и не крик, а нечто среднее, древнее выражение коллективного горя, усиленное нейросинхронизацией. Этот звук, казалось, резонировал с самой структурой храма, заставляя его вибрировать.

В этот момент Аврора заметила в толпе странную фигуру — молодого мужчину с размытой, нечёткой майя-персоной, напоминающей те, что носили Тени — обитатели Нейрограда с рейтингом ниже 30, о которых ходило столько слухов. Его взгляд был направлен прямо на неё — пронзительный и знающий. Аврора хотела рассмотреть его лучше, но в этот момент её окликнул женский голос:

— Эй, новенькая, идёшь в “Дзен”?

Повернувшись, Аврора увидела одну из психомодераторов — Надежду, чья майя-персона сочетала в себе мягкость и профессиональную строгость. Она приглашала Аврору присоединиться к поминальной церемонии в местном кафе "Дзен", где традиционно собирались после похорон.

Аврора уже открыла рот, чтобы согласиться, когда внезапная вспышка боли пронзила её голову. Это было не просто неприятное ощущение, а как будто электрический разряд прошёл от затылка к вискам. Перед глазами промелькнули странные образы: персона Когиты, озеро, ворон, фрагменты каких-то кодов…

— Я... извините, не могу, — пробормотала она, массируя виски. — Головная боль... Мне пора домой.

Надежда окинула её странным взглядом — смесью понимания и какой-то тайной печали — и просто кивнула, не настаивая.

"Что за странная головная боль," — думала Аврора, направляясь к транспортной развязке. — "Пора ехать домой."

Дома Аврору встретил Феликс — пушистое воплощение тепла и постоянства в её неустойчивом мире. Кот с майя-личиной цвета горького шоколада и глазами оттенка старого янтаря потянулся ей навстречу, прогнув спину элегантной дугой. Его хвост, подрагивающий от удовольствия, изящно закручивался вопросительным знаком, словно интересуясь, что же происходило в мире за пределами их уютного убежища.

Феликс мягко прикоснулся лапкой к её лодыжке, оставляя невидимый след принадлежности, метку своей любви, а затем, издав тихую трель мурлыканья — не слишком настойчивую, но достаточно выразительную — направился к кормушке. Его маленькие подушечки лап беззвучно ступали по полу, создавая иллюзию, будто он не ходит, а плывёт по воздуху.

Аврора улыбнулась впервые за день. Эта маленькая пушистая константа в её жизни была одной из немногих вещей, которые не требовали синхронизации, не нуждались в объяснениях и принимали её без всяких условий.

Она поднесла миску к выдвинувшемуся из стены крану, активировала нейрофон и выбрала "кошачий корм". С тихим шипением пульпа-паста заполнила посуду, меняя свой нейтрально-серый цвет на аппетитный коричневый с розоватыми прожилками. Феликс тут же подтянулся поближе, обнюхивая содержимое миски с видом эксперта, и только потом, одобрительно дёрнув кончиком хвоста, приступил к трапезе.

Воодушевлённая его энтузиазмом, Аврора набрала себе тарелку той же субстанции, но выбрала "курочка с картошкой". Пульпа преобразилась, приобретая золотистый оттенок жареного мяса и кремовую текстуру пюре. От неё потянулся знакомый аромат — ностальгический, почти родной, хотя Аврора где-то в глубине души понимала, что никогда не пробовала настоящей курицы.

Засмотревшись на пульпу, она поймала себя на странной мысли: а действительно ли кошачья пульпа-паста отличается от человеческой? Может, всё это лишь психологический эффект? Она даже протянула руку к миске Феликса, но тут же одёрнула себя.

"Слишком много глупых мыслей сегодня," — подумала Аврора, — "это всё стресс."

Поставив тарелку на стол, она сняла траурную майя-оболочку — комбинацию чёрно-красных тонов, покрытую тонкой сетью символов скорби — и небрежно кинула её на спинку стула со стандартным дизайном. В отличие от многих, Аврора никогда не тратила дополнительных средств на персонализацию обстановки. Вся квартира была выполнена в базовых покрытиях мебели, доступных каждому жителю Нейрограда с рейтингом выше 30%.

Её собственный рейтинг составлял 63% — весьма впечатляющий показатель для человека её возраста. А в Сестринстве, куда она попала неожиданно рано, даже не завершив подготовительный процесс, ей присвоили ранг 4. Это вызывало одновременно гордость и смутное беспокойство — словно она получила приз, к которому не была полностью готова.

Звонок нейрофона прорезал тишину квартиры, и одновременно с ним Аврору пронзил приступ боли такой силы, что она на мгновение потеряла ориентацию. Все майя вокруг задрожали, теряя чёткость формы, словно кто-то нарушил их структурный код. В ушах зазвучали странные звуки, как будто сама реальность пыталась что-то сказать.

Повторный звонок вернул её в реальность. Испуганный Феликс отпрыгнул в сторону, его майя встала дыбом.

— Любимая, как ты? Почувствовал твою скорбь, разделяю её с тобой, — голос Декарта, её партнёра, прозвучал знакомо и в то же время странно отстранённо.

— Декарт, спасибо... — Аврора ещё не до конца пришла в себя, голова продолжала пульсировать болью. — Со мной всё в порядке, просто нужен отдых.

— Завтра первый день в Сестринстве? — в его вопросе не было почти никаких эмоций. Эта особенность Декарта — говорить ровно, почти монотонно — всегда вызывала у Авроры смешанные чувства. Она упорно хотела верить, что под этой маской безэмоциональности скрываются истинные, глубокие переживания.

Иногда, в моменты особой близости, когда они синхронизировались на максимально допустимом уровне, она почти чувствовала его истинное "я" — тёплое, заботливое, страстное. Ведь все знали: чем чаще люди синхронизируются, тем лучше понимают друг друга, тем глубже проникают в сущность друг друга. Она верила, что день полного взаимопонимания обязательно наступит.

Но сейчас, слушая его голос через нейрофон, она вдруг почувствовала странный укол — эмоцию настолько смутную и мимолётную, что не смогла её распознать. Странное ощущение чужеродности, словно с ней говорил не Декарт, а кто-то, использующий его голос. Или это просто ещё один эффект сегодняшнего стресса?

Она хотела ответить, но слова застряли где-то между мыслью и речью. Комната вокруг начала мягко плыть, контуры предметов становились нечёткими. Глаза Феликса, наблюдающие за ней с комода, казалось, светились изнутри неестественным светом.

Ответила ли она Декарту? Завершила ли разговор? Аврора моргнула, пытаясь сосредоточиться, но веки стали непомерно тяжёлыми. Она не помнила, как добралась