Тьма. Том 4 - Лео Сухов

не мог, так что я успел. С правой руки врезал рукоятью револьвера, а левой обхватил за туловище, отрывая от земли и прыгая вместе с этим уродом вперёд — к ограждению вдоль дорожки. Там обстриженные кусты с жёсткими ветками: если повезёт, маньяка под нашим совокупным весом продырявит много-много раз.

Не повезло: снова сработала какая-то защита. А в остальном всё прошло, как надо. Мы повалились на кусты, я оказался сверху — и даже успел ещё разок садануть по вражьей роже, сворачивая нос и с хрустом сминая зубы.

Беда таких психов в том, что они уже перешагнули грань разумного: почти не ощущают боль, не знают предела сил и ходят по грани законов физики. Так что в ответ мне прилетело по рёбрам, а коленом — по внутренней части бедра. Хорошо, всё-таки по яйцам не попал, иначе б вывел меня из игры…

«Полмиллиона, Федя, соберись!» — мелькнула мысль, заставляя меня тоже перешагнуть за границы своей ловкости и силы. Удар головой по уже сломанному носу, удар рукоятью револьвера по башке, чтобы враг поплыл… А свободная рука и обе ноги участвуют в броске моего тела вверх и новом приземлении на противника. Ведь внизу — по-прежнему обстриженные ветки кустов!

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! — убийцу проняло, он заорал, но, тварь такая, всё ещё отбивался.

И не вяло, как положено человеку, которому полжопы оторвало, в бедре дыра, зубы выбиты, сломан нос, и по этому носу ещё раз ударили. Отбивался он, как дикий зверь, используя любой шанс если не выжить, то хотя бы оставить нападающего без обеда. Ну то есть свалить и издохнуть где-нибудь подальше от места драки.

Мне прилетело в челюсть снизу — да так, что в глазах потемнело — затем в живот, снова по ноге… Мой противник даже почти смог высвободиться. Он умудрился извернуться на бок, подставив мне ухо, и я, удерживая себя в сознании, вцепился в него зубами.

Никакой красоты драки, никакого «можно» и «нельзя»… Мы дрались сейчас на настолько запредельных для обычного человека скоростях, что надо было цепляться за любую возможность победы. Это был не махач в подворотне с хулиганами. Это был бой из последних сил, на пределе сил, за жизнь, за Тёму, за девчонок!.. И мои полмиллиона рублей!!!

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! — убийца орал уже на несколько тонов выше и в несколько раз истеричнее.

Ухо я ему сплюнул прямо в расшибленный нос, а потом ещё разок лбом припечатал… И снова огрел рукоятью — ей-Богу, давно уже должен был лежать в беспамятстве! — и опять подскочил, всем телом впечатывая в кусты.

В последнем рывке убийца, плюясь кровью из того места, где когда-то был рот, вцепился мне в глаз, вдавливая его в глазницу — и одновременно в горло, скребя пальцами и пытаясь обхватить. А я снова ударил рукоятью в нос. Снизу-вверх. Прямо туда, где в черепе у людей две длинные дырки и тонкая перегородка между ними.

Я бы, может, и хотел взять этого козла живым… Вот только он не планировал сдаваться. А мне мой глаз был дорог, как орган — и вообще. Ещё удар по носу — точнее, по той вмятине, где он когда-то был, и мой глаз отпустили, хотя я, если честно, особо им ничего не видел.

Тело убийцы дёргалось, нанизанное на десятки мелких веток. Правда, скорее всего, это было наименьшим из его неудобств. Он просто задыхался, захлёбываясь собственной кровью. И бился в судорогах от боли: лицо-то я ему основательно разрушил.

Я попытался встать, оттолкнувшись от дёргающегося тела, но ноги не держали. Пришлось усаживаться рядом с умирающим. Наваливалась слабость, да такая, что я даже руку поднять не мог. Само то, что ещё сидел, а не валялся в отключке — уже было победой.

Я моргнул, обводя взглядом место боя. Волкова и Заря были живы. Кровь теряли активно, но попытки кричать прекратили, круглыми глазами глядя на меня и убийцу…

А может, и не на нас: потянувшись к болезненно сжимавшемуся чёрному сердцу, я обнаружил, что всё вокруг заполнено спиральками моей первоосновы. Конечно, девушки не могли видеть спиральки — как и каждый двусердый, они видели что-то иное. Зато количество удивило даже меня.

В тени лавочки израненный Тёма вылизывал левую переднюю лапу. И шипел: видимо, от боли и пережитого страха. Его тоже стоило бы оттащить к лекарю…

А вот убийца умирал. Его ноги вздрагивали всё реже, всё слабее… А затем и вовсе опустились так, как у живого человека не бывает, даже если он зачем-то лежит на кустах.

В гуще парковых зарослей замелькали фонари, но разыскать нас никак не удавалось. Девушки всё ещё не могли издать ни звука, а мне пришлось собраться с силами, чтобы открыть рот и крикнуть:

— Эй! Сюда!..

Чёрное сердце болело — прямо вот натурально. Будто меня сейчас в моём юном возрасте инфаркт хватит. Билось оно отрывисто, резко… Подозреваю, я настолько опустошил свой резервуар, что сердцу просто не хватало теньки. А мои вшивые пять… Нет, шесть жгутиков! В общем, они не могли сразу набрать много теньки. Мне бы сотню жгутиков — было бы легче…

А потом вокруг стало многолюдно. Первым примчались Костя, Виктор Леонидыч и бойцы из второй машины — Бак, Турок и Бублик. А ещё двое обычных городовых. Вместе с ними Малая — ну а как же без её деятельного неучастия? Затем появились бойцы Дашковых и Верстовых.

Мне помогли подняться и оттащили на лавочку. Девушек забрали, понесли в лекарню. Из темноты, слабо мяукнув, выполз Тёма, привалившись ко мне. Я осторожно поднял кота и встал, пытаясь сохранять равновесие. Стало легче, чем после драки, но меня по-прежнему шатало.

В той суете, что царила вокруг, удалось проскользнуть в сторону лекарни. Я даже умудрился кое-как разминуться с мечущейся, как фурия, Малой. Иначе бы меня так просто не отпустили: залечили бы прямо здесь, завалили бы дурацкими вопросами…

А я очень занят. Мне Тёму спасать надо.

— Федя? — Алексей Павлович окинул меня взглядом и сразу вынес вердикт: — Ты сильно теньку перерасходовал… А нет, ещё синяки и ребро, кажется… А что с глазом?

— Да фиг с ними, с ребром и глазом, Алексей Павлович! — буркнул я. — Кота посмотрите: ему больше досталось.

— Котов я ещё не лечил! — удивился тот.

— Это изменённый кот, он девушек не дал убить. Я бы не успел иначе, — сил ругаться или доказывать что-то не было.

Если